Литтмегалина - Омут

– Омут будто бы звал меня. Вода была гладкая, ни единой морщинки, плотная. Казалось, можно шагнуть на нее и пройти до другого берега, а она даже не качнется под ногами. Я стоял на берегу, а момент спустя понял, что я уже в воде, что я погрузился с головой. Омут обманул меня. Он не был надежным. Он схватил меня за ноги и потащил вниз. Он хотел проглотить меня. Я чувствовал абсолютную беспомощность. Понимаешь, как это?

Я сама в воде омута не ощутила ничего сверхъестественного. Только холод и страх, вгрызающиеся до самых костей.

– Я… я не знаю. Может быть, тебе почудилось. Ты был испуган.

– Я не был испуган.

– Ну, не знаю… Существуют подводные водовороты? Ты попал в течение. Твое детское воображение внушило тебе, что омут пытается тебя утопить. Уйдем отсюда, – я потянула его за руку.

На этот раз Делеф не пытался сопротивляться или спорить.

Мы оба были подавлены. На тусклое солнце наползла огромная, напитанная водой туча, и стало темно, как в сумерках. Мы продрогли до костей, пока добрались до дома. У Делефа сильно разболелась поврежденная нога.

Дома я сварила Делефу кофе, принесла ему плед, и он закутался в него до носа, все еще дрожа от холода. Он попросил принести ему какую-нибудь книгу, и я долго выбирала что-нибудь повеселее. Делефу как будто бы стало лучше, но за обедом я заметила, как он украдкой проглотил таблетку и запил ее соком из своего стакана. Я подумала, не развилась ли у него уже физиологическая зависимость.

Вечером позвонила Митра.

Делеф поднял трубку и прежде, чем передать мне, поговорил с Митрой некоторое время. Они не были близки, только я их и связывала. Хотя оба теперь проживали в Торикине, они ни разу не встретились пообщаться, но в целом относились друг к другу доброжелательно.

Делеф разговаривал совершенно нормальным тоном.

– Мама, – услышала я жизнерадостный голос Митры, когда взяла у Делефа трубку. – Нам сказали, что летом мы отправимся в настоящую экспедицию!

Мы проболтали с ней минут двадцать. О почте, оставшейся в ящике, я так и не вспомнила.

***

За последующие пять дней Делеф сократил количество принимаемых в день таблеток до трех. То есть так он сказал мне. Я надеялась, что ему стало лучше, но не могла отделаться от сомнений.

Прежде он умел передвигаться по дому совершенно бесшумно, ни одна рассохшаяся половица не скрипнет («Ты призрак, Делеф, а не человек», – говорила я ему). С травмированной ногой он, конечно, утратил эту способность. По тихому постукиванию его трости я могла понять, в какой из комнат он бродит сейчас. Обычно он проводил время в библиотеке. Нашел почти все наши детские книжки.

В моей оранжерее Делеф помогал мне с цветами. Он знал название каждого из них – не потому, что интересовался ими, а потому, что они были столь важны для меня. Среди цветов он сам казался уязвимым и хрупким, как орхидея.

Порой у меня возникало ощущение, что мы вернулись в прошлое, когда ничто не разделяло нас. Не в прозрачные, как просвеченные солнцем лепестки, времена, когда наши родители были еще живы, а в год после их внезапной смерти.

Я до сих пор отчетливо помню вечер, закончившийся нашим сиротством. Папа и мама по обыкновению пошли прогуляться перед сном. К десяти они должны были вернуться, но задерживались. Мне было тогда двадцать, а Делефу пятнадцать. Мы сидели на подоконнике, смотрели в окно (темнота была темно-фиолетовая, на небе черными полосами виднелись облака) и ждали, а родители не возвращались.

В час ночи мы взяли папин фонарь и пошли искать их. Безуспешно. Делеф заплакал – это был последний раз, когда я видела его слезы. Ему было очень стыдно, ведь он мнил себя взрослым, но мы оба уже понимали к тому моменту, что случилось что-то очень плохое. Я не знала, что нам делать, поэтому позвонила друзьям родителей, вытащив их из постели. Они приехали и, в свою очередь, вызвали полицию.

Папа и мама были обнаружены утром. Далеко от их обычного маршрута. Что увело их с привычного пути? Они спокойно лежали на траве, рядышком. Их глаза были открыты, в них – ни боли, ни страха.

При вскрытии обнаружились повреждения внутренних органов, что могло быть следствием тупой травмы, но ничто больше не указывало на насильственную смерть. Полиции не удалось выяснить обстоятельства произошедшего, и со временем я смирилась с мыслью, что, видимо, никогда не получу ответов. Делефу же не давала покоя тайна гибели родителей, она терзала и жгла его изнутри еще много лет. Он немного успокоился, только когда сам обзавелся тайной – его засекреченной работой.