Литтмегалина - Омут

Мы приняли ее, успокоили. Кажется, она обрадовалась людям. Она уснула и спала почти сутки. За это время мы узнали, что Он вернулся. Это так совпало… возвращение… и девушка. И мы были бы избавлены от тяжести выбора, хотя бы на полгода. Как будто сам бог послал ее к нам.

– Бог! – процедил я сквозь зубы. – Вы определитесь в отношениях с богами. Вы еще верите, что они вам покровительствуют?

– Никто не знал, кто она, откуда она, как оказалась в лесу, что с ней произошло. Никто не знал даже ее имени. Мы решились отдать ее. Прежде жертвы умирали тихо… Совсем тихо. Бог вдыхал их жизнь, как пылинку, в одно мгновенье. Но эта девушка, она не только сама была странной… она и умирала странно. Долго… Она кричала, умирая, и от ее криков мы все сходили с ума.

– Она кричала, – сказал я с внезапной горечью, – потому что она не умирала. Ее убивали.

– Я был там, у поляны, за деревьями, – продолжил Лаош. Его глаза, застыв, слепо смотрели в одну точку. – Я стоял, и слушал, и бесконечно сожалел о том, что мы сделали. Я не мог видеть, но чувствовал, как бог борется с ней, чтобы забрать. Он рывками вырывал душу из ее тела.

– Достаточно, – произнес я ледяным тоном.

Секунд тридцать мы молчали. Лаош выглядел взволнованным и жалким.

– На рассвете отправляемся на изгнание. Ее отчаянье растет, и медлить нельзя. Вы отправляетесь со мной, только вы один. Принесите веревки, которыми вы ее связывали, – я поднялся на ноги и направился к выходу.

– Веревки там, на поляне, – блекло произнес Лаош. – Возле камня. Как вы узнали о жертвоприношении?

Я остановился.

– Мне подсказал символ на спине убитой женщины. Имя бога. Оно было вырезано на жертвенном камне, и его контуры отпечатались на коже девушки во время жертвоприношения. Вы поняли, как она убивала? Она только заставляла ощутить то, что она сама испытала во время смерти. Вот и все. Символ, следы от веревок, полопавшиеся сосуды. Загипнотизировав человека, можно внушить ему, что на его ладони раскаленная монета, и круглый ожог останется, хотя никакой монеты на самом деле не было. Это схожее воздействие, но оно в тысячу раз сильнее.

– Как вы намереваетесь поступить с нами? – спросил Лаош.

– Мои намерения не имеют значения. Намного важнее, как ваши действия оценит закон.

– Мы же все замешаны в этом. Никого чистого. Вы добьетесь ареста всех?

– Я сделаю все, что смогу, – угрожающе пообещал я.

– А как вы определите, кто виновен в большей, а кто в меньшей степени? Нас будут судить только за девушку или за всех жертв в период двухсот пятидесяти лет? Тогда это обещает стать процессом века. И вам так сразу поверят, вам одному? Мы все будем всё отрицать. Вам придется вызвать мертвую девушку, чтобы хотя бы она подтвердила ваш рассказ. Но она немая! – Лаош издевательски рассмеялся.

– Прекратите кривляться, Лаош. Я сумею собрать достаточное количество улик. Каждая обугленная травинка будет свидетельствовать против вас, – я толкнул дверь и вышел на крыльцо. – Здесь все переменится. Эта сумрачная история с богом в лесу закончится.

Я едва расслышал вопрос Лаоша. Он прошелестел, как высохший осенний лист, на который наступили ногой. Я раздавил его. Вчера я гордился бы собой, но не сегодня.

– Что значит – «закончится»?

– Мы сделаем так, чтобы он не возвращался.

– Вы о нашем боге?

– Да. Вовсе не бессмертном и всемогущем, что бы вы там ни думали.

– Это будет ужасной ошибкой.

Я не оглянулся.

– Почему же?

– Вся сила дальминиса – это сила бога. Вы не можете избавиться от бога, не лишившись при этом его чуда.

Я знал, как мне ответить. Знал заранее.

– Пусть так. Но позволить вам продолжать делать то, что вы делаете, я не могу. Это преступление. Вы что, действительно рассчитываете, что я разрешу вам прикармливать вашего бога смерти и далее?

– Но дальминис – сама жизнь. Каждый год он спасает жизни стольких людей. Даже если мы совершаем преступление, мы идем на это ради благой цели. И если вы убьете бога, вы будете намного хуже нас.

– Если только в собственной совести. Фактически я никого не убью. Просто зачистка очередной нечисти. Даже если бы я разделял ваш взгляд на ситуацию и испытывал к вам сочувствие, существуют законы, по которым преступник должен быть наказан.

– Вы не измените свое решение?

– Нет, – ответил я. – Я не меняю своих решений. И всегда завершаю то, что начал.

И тогда Лаош закричал.

– Вы даже не пытаетесь услышать, понять меня, господин Управомоченный! Вы заслоняетесь от меня кодексом законов, чтобы не позволить всей этой ситуации достигнуть вашего сердца. Вы все разделили надвое – черное и белое, правильное и неправильное, нормальное и ненормальное, и, выбрав одно, вы отвергли другое! Почему вы не понимаете, что нет ничего абсолютного, что нет решения, состояния, эмоции, ничего, что было бы единственно верным? Почему вы не понимаете, что бессмысленно отвергать половину целого? Жизнь не существует без смерти, свет без тьмы. Невозможно взять только одно. Вы не позволяете им смешиваться, как это происходит и происходило всегда. Вы продолжаете тупо разрывать одно надвое. Поймите, это возможно лишь в вашем воображении, господин Управомоченный, где все ваше и где вы можете все изуродовать, но у вас не получится отрицать реальный мир, обратив глаза в собственный череп, как бы вы ни пытались. Вы боитесь жизни со всеми ее противоречиями и сложностями. Да, вы отвергаете жизнь!