Литтмегалина - Омут

Я различил ее вздох среди звона, затем она появилась в шаге от меня. Девушка с длинными спутанными волосами. В темноте она виделась очень четко, хотя ни ее кожа, покрытая фиолетовыми разводами, ни волосы не были светлыми. Я почувствовал, как амулет, вшитый под кожу предплечья, испускает волны жара.

Некоторое время она реяла в воздухе передо мной, затем пропала.

После ее исчезновения я дал себе пять минут на успокоение, в течение которых неподвижно лежал, вытянув ноги и положив голову на жесткий корень, глядя, как лунный свет оседает на ветках, словно тающий снег. Затем я ощупью отыскал трость и потащился в деревню, ругая трусливую кобылу. Куда она ускакала? Где мне теперь ее искать? Лень и сонливость пропали бесследно. Все-таки встреча с привидением бодрит, даже если она далеко не первая.

Дела мои оказались не так уж и плохи. На остатках бурлящего в крови адреналина я за час бодро дошагал до деревни, почти не ощущая боли в ноге. Лошадь, по собственному разумению вернувшись домой, ждала меня у конюшни. Я отвел ее в стойло и направился к своему дому – пора завершить этот утомительный день.

Проходя мимо дома Лаоша, я заметил, что одно из черных глянцевых окон его дома слабо светится, как будто за ним горит свеча. Пусть была поздняя ночь, я поднялся по ступенькам крыльца и постучал. Дверь распахнулась почти сразу, и я понял – Лаош ждал меня.

«Не стоило сразу бросаться к нему со своими озарениями», – запоздало опомнился я. Следует поставить в известность о происходящем Матиуша и быть крайне осторожным в действиях. Хотя бы потому, что невозможно предсказать поведение людей, над которыми нависла угроза разоблачения и наказания.

Лаош посторонился. Осознавая всю глупость своего поступка, я все же вошел в темный дом и оказался в просторной комнате. От единственной горящей свечи Лаош разжег еще несколько. Стало достаточно светло для того, чтобы я мог хорошо видеть его глаза, умные, холодные и хищные, как у того большого бесхвостого волка, которого отряд лучших охотников отлавливал две недели. Я видел волка в клетке, где он беспокойно метался из угла в угол. Клетка стояла на белом кафельном полу лаборатории, куда волка привезли для изучения. Позже волка умертвили и извлекли из его желудка множество доказательств вины. Кольцо, металлическую пуговицу, острую обломанную пластину от заколки для волос, которая наверняка повредила бы обычному волку, но не ему.

– Расскажите мне о жертвоприношении, – приказал я и, сев на стул в углу комнаты, вытянул больную ногу. По привычке выражаться точно, выработанной в процессе заполнения тысячи документов сообразно всем требованиям, я пояснил: – Которое было совершено вами или по вашей инициативе предположительно во второй половине августа.

Что-то в этом деле задевало меня, пробуждало любопытство, требующее, чтобы ни один из моих вопросов не остался не отвеченным.

Лаош качнул головой:

– Я думаю, будет лучше, если я начну с самого начала. Это произошло очень давно, в те времена, когда в Ровенне было ощутимо чужеземное влияние. Главным образом Кшаана. Однако здесь, ближе к северной границе, людей со смуглой кожей было немного. Одним из них, – ухмыльнулся сам себе Лаош, – был мой прапрапрапрапрадед. Прежде, в Кшаане, он был верным приверженцем одного таинственного культа, и, перебравшись в Ровенну, уже не связанный с культом, все же сохранил свою веру. Он прожил в Ровенне десять лет и сумел подняться до должности старосты в крупной деревне. Впоследствии деревня выросла в городок – тот самый, который вы посещали сегодня.

Жизнь в деревне протекала мирно и благополучно, но однажды грянула беда: селяне начали умирать один за другим, сраженные неизвестной болезнью. Болезнь распространялась очень быстро и действовала жутко: сначала на теле появлялись темные пятна, потом оно раздувалось, как бочка, что причиняло невыносимые страдания, затем наступала мучительная смерть.

То же самое происходило и в других областях Ровенны. Люди погрузились в пучину отчаянья и страха. Все, чего хотел мой прапра… прадед – остановить эпидемию. Ему было бесконечно горько видеть, как она опустошает страну, частью которой он стал, и селение, за которое он был ответственен.

Когда число умерших в его деревне достигло половины от общего числа жителей, он решился. Созвав тех, кто еще не подавал признаки заражения, он отвел их в глубь леса, где они организовали новое поселение, в котором намеревались переждать мор. Но болезнь настигла их и там. Смерти возобновились.