Эрик Фуллилав - Круг одного

Ее кожа холодна, как алебастр или мрамор. Я отвожу прядь волос с ее лба, закрываю глаза и вздрагиваю, не от холода, а от…

— Отзовись, Джен, — где-то далеко говорит Диди.

…проникновения. Серая мозаика по краям, пустоты ширятся — химия мозга претерпевает необратимые изменения. Лишь последние мысли едва-едва брезжат.

Смерть наступила не в здании ледника. Чувствую боль, такую, что глаза у меня лезут из орбит, и мельком вижу комнату с деревянными панелями и множеством безделушек в застекленных горках.

Комната вертится, я гляжу в потолок, и давление в голове искажает ее приятный от природы голос. Что это? Что с ней происходит? Я непроизвольно съеживаюсь в позе зародыша и смотрю теперь на ковер.

Там кое-что есть.

Картина становится тускло-бордовой и исчезает. Я снова в леднике Южного Централа и слышу стрельбу за его стенами. Пол скользкий от влаги.

— Дидс?

— Я здесь, босс.

— Помоги встать, черт возьми.

Деррик подает мне руку, притягивает к себе ближе, чем нужно.

— Видела, кто это сделал?

Я отрицательно мотаю головой.

— Но убили ее не здесь. Представитель коронера:

— Откуда вы знаете?

— Место другое. Жилой дом, может быть, поместье.

— И что же? — Он не верит в такие вещи.

— Что — что же?

— Это все?

— Да, все.

Деррик смотрит на меня пристально. Если он и видит, что я вру, то молчит. Я охватываю себя руками, пытаясь согреться, — холодный пистолет вытягивает из меня все тепло.

— Ладно, — нерешительно говорит Деррик, — давайте паковать ее и выметаться отсюда.

— Я подожду снаружи.

— Еще чего выдумала.

— Тогда сажай меня в вертолет и отправляй обратно в офис.

— Не кипятись, Дженни.

— Я хочу уйти отсюда. СЕЙЧАС ЖЕ. Деррик безнадежно вздыхает.

— Черт. Ты что, на почасовую оплату перешла?

— Нет надобности. — Не заводись с бывшей «лошадкой». НЕ НАДО. Она нервная.

— Ладно. Хочешь быть стервой — будь.

Я не оглядываюсь, чтобы взглянуть, как покойную мисс Риву Барнс упаковывают в мешок для трупов.

Моя любимая реплика во всем двухмерном кино; «Граф хотел меня обесчестить». Не помню, из какого это фильма.

Я в своей квартире. Мне нужна солидная выпивка и парочка транков. Господи, какая жуть. Я знаю, что Рива занималась сексом незадолго до смерти, — я почувствовала липкую мужскую мокроту между ее ног. Она была голая, когда этот подонок ее убил. Я знаю, что это был мужчина. Ее любовник. Жаль, что анализ ДНК больше не считается доказательством — с тех пор, как полицейские навострились оставлять на трупах генетические метки, которые подозреваемые никак не могли там оставить.

Деррик Трент, детектив отдела по расследованию убийств, пытался обесчестить меня — уже давно. Теперь мне чертовски странно вспоминать об этом — одно с другим никак не совпадает.

Трент привлек меня к делу, помог как-то склеить мою жизнь. Мы с ним стали работать совместно. Нас стали называть «бандой» — он полицейский, я внештатный консультант. Потом он вдруг дал волю рукам, и я отшатнулась.

Мой талант — величина постоянная. С той ночи в «Раю» я не могу его выключить. Мне и от фоновых голосов тошно, я уже говорила. Но достаточно самого легкого прикосновения или поцелуя, и я проникаю в самую глубину мыслей этого человека. Я не могу заниматься любовью с мужчиной, у которого нет от меня тайн — а все тайны Деррика Трента раскрылись передо мной в мгновение ока. Я узнала запах всех женщин, с которыми он был до меня, все его фантазии, все кошмары…

Нет уж, извините. Мне своих хватает. Не нужны мне ни его, ни чьи-либо еще — по крайней мере не за так.

Я попыталась объяснить это ему, и он, кажется, понял. Но с тех пор он следит за мной, мучимый всегдашними подозрениями нормальных к способным, — следит, не встречаюсь ли я с кем-нибудь другим.

Но нет, ничего такого. Моя жизнь пуста, как и мое жилье. Ни у кого нет тайн от Дженни, но у Дженни есть одна. Это тело и лицо прелестны, но никто со всем этим не спит. Нормальные мне противны, а от Деррика я теперь отворачиваюсь.

После выпивки, пилюль и слез я уже могу взглянуть на себя в зеркало и принимаюсь исправлять ущерб. После работы со мной всегда так — гнусное ощущение, которое никакие чеки компенсировать не могут. Если бы сыграть в «лошадки» с тем бедолагой, которого я подстрелила у ледника, — увидела бы я себя в его мыслях? Интересно, какой отпечаток остался в них после смерти. Надменная, холодная блондинистая стерва с пистолетом и вспышка из определенно фаллического дула — вот последнее, что он видел в жизни, и даже это последнее ему не дано сохранить при себе по дороге в ад.