Сакс Ромер - Спящий Детектив

— Я распорядился, чтобы камни на арфе Афины осмотрел ювелир, — сказал Корам. — Подумал, что их могли вынуть и заменить поддельными самоцветами. Однако же, все камни оказались на месте.

— Нет-нет, — загрохотал Клау. — Мне это также приходило на ум. Днем никаких посетителей не было?

— Греческий зал был закрыт.

— Это хорошо, мистер Корам. Пусть никто меня не беспокоит, пока дочь моя не возвратится утром.

Изида Клау положила красную шелковую подушку на то место, где раньше лежало тело убитого.

— Еще подушек и одеяло, мистер Клау? — предложил внезапно ставший услужливым Гримсби.

— Благодарю вас, не стоит, — был ответ. — Ибо они будут пропитаны чужеродными впечатлениями. Моя подушка одически стерильна! Волны эфирной бури, что рождены последним всплеском ментальной энергии мистера Конвея, достигнут меня в чистоте! Спокойной ночи, джентльмены. Спокойной ночи, Изида!

Мы вышли, оставив Мориса Клау сторожить призраков.

— Я полагаю, мистер Клау достоин доверия? — шепнул Корам детективу.

— О, без сомнения! — ответил тот. — Во всяком случае, вреда он не принесет. Мои люди внизу всю ночь будут оставаться на посту.

— Вы говорите о моем отце, мистер Гримсби? — послышался нежный, завораживающий голос.

Гримсби обернулся и встретился взглядом с горящими черными глазами Изиды Клау.

— Я лишь хотел заверить мистера Корама, — поспешно начал оправдываться Гримсби, — что методы мистера Клау в нескольких случаях принесли успех.

— В нескольких случаях! — презрительно повторила она.

— Что! Разве хоть однажды он потерпел поражение?

Акцент у нее, как я определил, несомненно был французский; голос, да и все в ней было очаровательно, о чем красноречиво свидетельствовала подобострастность детектива.

— Боюсь, я не знаком со всеми его расследованиями, — сказал Гримсби. — Могу я вызвать вам кэб?

— Благодарю вас, не нужно, — и она наградила его ослепительной улыбкой. — Доброй ночи.

Корам открыл дверь, и она исчезла. Попрощавшись с дежурившими в вестибюле полисменами, мы с Корамом вскоре и сами покинули музей; вышли мы через главный вход, не воспользовавшись дверью квартиры куратора, так как не хотели потревожить мистера Клау.

Хильда Корам подала нам кофе в кабинет. Она была неестественно бледна, глаза лихорадочно горели. Я решил, что виной тому произошедшая трагедия.

— В некоторой степени, не исключаю, — согласился Корам, — но Хильда также занимается музыкой и, боюсь, слишком много упражняется, готовясь к сложному экзамену.

Мы с Корамом принялись обсуждать загадку Греческого зала, но ни одна из наших версий так и не смогла объяснить, как вор ухитрился пробраться в музей, каким образом покинул зал и почему не прихватил свою добычу.

— Должен признаться, — сказал Корам, — что я сильно обеспокоен. Мы не имеем понятия, как убийца прокрался в Греческий зал и как бежал оттуда. Очевидно, засовы и решетки ему не помеха, так что в любую минуту можно ожидать повторения этого ужаса!

— Вы подумали о мерах предосторожности?

— Всю следующую неделю или около того в музее будут дежурить два полисмена, но затем нам придется полагаться на ночного сторожа. Состояние наших фондов позволяет нанять только четырех охранников: троих на дневную смену и одного на ночную.

— Как думаете, трудно будет найти сторожа?

— Ничуть, — ответил Корам, — я знаю одного добропорядочного человека, готового выйти на работу по первому требованию.

Той ночью я почти не спал, встал рано и поспешил в музей. Изида Клау опередила меня: она стояла в зале, держа красную подушку, а ее отец был погружен в беседу с Корамом.

Ко мне подошел Гримсби, инспектор уголовной полиции.

— Вижу, вы рассматриваете подушку, сэр! — улыбаясь, сказал он. — Уверяю вас, Клау вовсе не подсадная утка или хитроумный грабитель. В музее все в полной сохранности!

— В этом меня уверять не требуется, — ответил я. — Я и не сомневался в чистоте намерений мистера Клау.

— Погодите, вот услышите его безумную теорию! — сказал Гримсби, искоса поглядывая на девушку.

— Мистер Корам, — говорил между тем Морис Клау своим необычайным, громыхающим голосом, — на моей психической фотографии запечатлелась женщина! Женщина, одетая во все белое!

Гримсби многозначительно кашлянул — и покраснел, встретив взгляд Изиды.

— В сознании бедного Конвея, — продолжал Клау, — встает эта картина в момент последнего вздоха — он поражен видом женщины в белом и до дрожи боится арфы Афины, которую та держит в руке!