Алексей Сальников - Отдел

— Это все прекрасно, прекрасный порыв, не спорю, — скептически поморщился Игорь. — Но как ты при этом в голове моего сына оказался, вот вопрос.

— Так я же и говорю, — сказал сын, — я слепил человеческое тело и отправился на Землю, а мой друг пошел другим путем и не стал полностью замещать разум, а заменил только часть разума. И это было труднее всего, потому что у вас мозги и так небольшие, плюс еще спинной мозг и кишечник, совершенно отдельные организмы, слепленные вместе кое-как с головным мозгом. Может, изнутри тебе это и незаметно, и комфортно и тепло внутри себя, но со стороны многие животные, и ты в том числе, представляют собой чудовищных химер, слепленных рукой психопата из разрозненных запчастей, живущих почти отдельной жизнью. Случилось несколько аварий, около сотни человек мы сгубили своими экспериментами, но теперь, вроде, все пойдет как по маслу.

— Опять же, рад за вас, — сказал Игорь, плохо скрывая гнев за тихим голосом, — но зачем вообще это было делать?

— Хороший вопрос, — сказал сын, — но ответа на него нет. Мы с другом все-таки собаки, а ты не спрашиваешь собак, почему они роются в земле. Потому что им интересно. Лучше спроси, что мы нарыли, ради чего мы похерили твою тихую карьеру на таможне и затащили тебя в отдел.

— Я подозреваю, что тоже ради любопытства, — сказал Игорь, — то есть я не зря оказался в отделе, а потому что у меня сын наполовину пришелец. И, значит, Олег наврал насчет него, не совсем соврал, но все же соврал.

— Вот к Олегу-то как раз все и ведет, — сказал сын, — и он не соврал. Он думает, что может отличить пришельца от непришельца, но на самом деле он может отличить, где есть кораллы, а где нету. А в голове твоего сына вовсе не коралл, а собака, грубо говоря.

Пепел от сигареты, которой Игорь затянулся всего раз, когда прикуривал, бесшумно упал на пол. По крыше застучали редкие капли дождя.

— И Олег вовсе не пришелец, — сказал сын, — вирусы сдали вас в аренду кораллам, кораллы жили во всем живом на земле и заражались вирусами, которые не что иное, как информация в белковой оболочке. Короче, вирусы перезаписали кучу кораллов, пока те хватились, что к чему. Перезаписанных кораллов не так много от общего числа кораллов вообще, но с такой ерундой, которая грозит самому их существованию, кораллы столкнулись впервые. Не совсем, конечно, впервые. Есть еще существо, вроде космического кита, которое как бы питается, грубо говоря, информационной оболочкой кораллов, но оно тоже родом с их планеты.

— Киты планктоном питаются, — поправил Игорь.

— Ну, а космический кит кораллами, — сказал сын, и впервые за весь разговор его фраза напоминала фразу спящего ребенка, что Игоря слегка успокоило. — Короче, оказалась во вселенной сила, угрожающая их безопасности, кроме кита. Для них ваше время идет очень быстро, для них прожить вашу жизнь, это как для Молодого зайти в какую-нибудь сетевую стрелялку, побегать, побегать и словить пулю. И заражение, следовательно, началось для них недавно, они только начали ловить виновных. И тут Олег подкидывает им доказательства, что этим занимаются не собаки, не тараканы, не мыши, не пчелы, а люди. Что только люди способны додуматься перезаписать кораллы на свой лад. И подвал, и ведро на голову — это была симуляция перезаписывания, на которую кораллы пока купились. А Олег всю эту кашу и заварил в шестидесятых.

— Так он собака или коралл? — спросил Игорь.

— Я тебе говорю, — сказал сын, — Олег вовсе не пришелец. Он представитель вирусов. Он большая, подвижная плесень в чашке Петри, слепленная для того, чтобы кораллы поворочали своими мозгами еще несколько минут, прежде чем до них дойдет правда. А весь отдел с этими убийствами и допросами — ложный симптом гриппа, на который на какое-то время купятся коралловые доктора Хаусы, если они у них есть, конечно. Это такой интерфейс вирусов. Персонификация этакого бога. Менеджер по работе с клиентами и персоналом в одном лице. Вирусы разумными стали, когда еще все животные под водой плавали, они их, по сути дела, и сделали, и вытащили на берег всех этих доисторических зверей. Так вот, об Олеге: в нем человеческого еще меньше, чем во мне, меньше, чем в кораллах. Я вообще не представляю, что у него в черепушке творится. Все, что я смог с него считать, — это то, что когда он замирает и на тебя пялится, то разглядывает, как у тебя клетки эпидермиса делятся и отмирают, это его завораживает, как калейдоскоп.

— Он меня вообще-то с того света вытащил, — прервал сына Игорь, — тогда как ты, чтобы Молодого спасти, Рината, Эсэса — вообще ничего не сделал.