Людмила Стрельникова - Феномен режиссера Филина

Мой друг — режиссёр Филин — заявился ко мне мрачный и злой. Сбросив небрежно плащ и шляпу на холодильник, стоявший рядом с вешалкой в коридоре, он прошёл в гостиную, сел в кресло, вытянув ноги, и тут же погрузился в тяжёлые думы.

Я устроился в другом кресле и, покуривая сигарету, стал ждать, когда он пояснит мне причину своего визита. Но друг сидел неподвижно и, казалось, в ближайшие три дня не собирался произнести ни звука.

Мне же уже через полчаса надоело его молчанье: иметь в квартире гостя и не разговаривать с ним, то есть иметь его, как говорится, для мебели, — было не в моём характере. Если человек пришёл к тебе в гости, он должен или рассказывать о случившемся с ним, или пересказывать прочитанное, просмотренное, услышанное где-нибудь на стороне, или, по крайней мере, поделиться какими-нибудь сплетнями о знакомых. Тем более это касается моего друга. Как я заметил, он режиссёр, и всяких, мягко говоря, сказочек об артистах у него бывает предостаточное количество.

Я же, будучи журналистом, и по природе своей и по долгу службы — человек любознательный, точнее любопытный, поэтому всегда рад обогатиться новыми сведениями из сферы чужой жизни, не важно какими — реальными или вымышленными: и те, и другие забавляют и дают пищу воображению.

Сегодняшнее молчание друга и его мрачный вид не столько были неприятны мне, сколько разжигали любопытство, так как подобный мрак в душе и на лице был не свойственен его натуре. Он относился к типу людей жизнерадостных, энергичных, скорее к холерикам, чем к меланхоликам. Поэтому, наблюдая за ним, я пришёл к выводу, что случилось нечто непредвиденное, и, не выдержав, спросил:

— Феликс, что у тебя стряслось?

Удивительно — он не расслышал, настолько мысли завладели его вниманием.

Я повторил громче, почти прокричал:

— Что случилось?

Мои слова на этот раз дошли до него. Он взглянул на меня каким-то отсутствующим взглядом, затем, видимо, сообразил, что это я, глаза его приняли более осмысленное выражение, и он задумчиво протянул:

— Да, неприятная вещь, — и снова «ушёл в себя».

Я хлопнул его довольно крепко по плечу, по себе зная, что в таком состоянии физические ощущения доходчивее слов, и громко сказал:

— Слушай, не молчать же ты сюда притащился. Выкладывай, что у тебя.

— Мне бы рюмочку, покрепче, — попросил он тихо.

Рюмочка у меня всегда найдётся: на случай гостей я имел прекрасный набор вин. Купил себе винный бар — такую небольшую, но содержательную для каждого мужчины вещицу, полированный с инкрустацией ящик, подвешиваемый на стену. С виду — закрытая полка. Открываешь, а там разнокалиберные бутылочки, каждая в индивидуальной ячейке, и тут же, в углублении крышки — две рюмки. Всё сделано с изумительным вкусом, сразу чувствуется, что изобретатель — мужчина, женщина придумать такое не способна, и не потому, что умом слабовата. Нет, не поэтому. Женский ум мы все знаем прекрасно, а в силу её природной ненависти к алкогольным напиткам.

Давно сказано: истина — в вине; я не знаю, что это за истина, лично мне её выудить оттуда не удалось, но толк в винах я знал, это точно. Поэтому, учитывая состояние друга, достал армянский коньяк, пододвинул журнальный столик, и мы освежились первой рюмкой. Потом второй, приободрились, а после третьей почувствовали, что способны вести долгую и интересную беседу.

Феликс немного ожил и стал наполовину напоминать прежнего Феликса, но печать чего-то затаённого продолжала прятаться в глубине его глаз.

— Виктор, — обратился он ко мне обречённо, — я убийца.

— Ты? — я готов был застыть от изумления, но поперхнулся табачным дымом, перейдя от одной крайности к другой, и еле откашлялся.

— Ты кого-то убил? — спросил я осипшим голосом, когда откашлялся. — Специально или нечаянно?

— Не знаю, — задумчиво ответил он, — И не одного, а троих. При этом известии я сунул сигарету не тем концом в рот, не знаю, как это у меня получилось, и обжёг себе язык. Со злостью выплюнув окурок, я прохрипел не своим голосом:

— Ты в своём уме?

Он мрачно молчал.

— Сразу или по очереди? — снова спросил я, как будто это имело значение.

— По очереди… Два года назад первого. В ноябре прошлого года — второго. А неделю назад — третьего.