Сакс Ромер - Невеста доктора Фу Манчи

— Вы думаете, его можно спасти?

Он нахмурился.

— Картье и другие в полной панике, — бросил он. — Если вся правда об эпидемии просочится в город, от Ривьеры останутся одни стены. И они знают это! Сегодня, Стерлинг, я потерял еще одного больного.

— Как?

Пальцы Петри нервно пробежали по волосам.

— Видишь ли, диагноз невероятно затруднен. В крови первого больного я обнаружил трипаносомы. Удивительно, во Франции — муха цеце! Да это просто смешно, и тем не менее я вынужден поставить диагноз — сонная болезнь. Рискнул применить «654», препарат Байера в моей модификации, — тут он скромно улыбнулся, — и чудом больной выкарабкался.

— Почему чудом? А как же ваш препарат?

Он посмотрел на меня как на ребенка, и я подумал, что он выглядит совершенно измученным.

— Препарат действен лишь в случаях сонной болезни, да и то на ранней стадии. Но тут налицо не сонная болезнь!

— А что же?

— Вот они, чудеса-то! Я высеял культуру трипаносом из крови больного. У меня глаза на лоб полезли, когда я рассматривал их под микроскопом! Оказалось, что эти трипаносомы не зафиксированы наукой. С одной стороны, они по всем признакам принадлежат к возбудителям сонной болезни, с другой… одним словом, я открыл новый вид трипаносом, Стерлинг! С той минуты я безостановочно над ними работаю.

— Именно безостановочно!

— Оставь. Стерлинг, — поморщился Петри. — Опять ты о своем. Ты только посмотри, что я нашел!

Петри вскочил и принялся возбужденно расхаживать по комнате.

— На одной из трипаносом сидела бацилла пестис!

— Бацилла пестис?

— Да, Стерлинг, бацилла пестис. Обыкновенная чума.

Я вытаращил глаза.

— Во всем этом есть одно «но», Стерлинг, — продолжал доктор Петри. — Обнаруженные мной трипаносомы имеют качественные отличия от уже известных, но то же самое я могу сказать и о бацилле пестис! У нее иное строение мембраны. А во-вторых, налицо симбиоз, заметь, удивительно гармоничный симбиоз простейшего и бактерии, что само по себе невероятно!

— Будьте милосердны, доктор, — взмолился я. — У меня кружится голова от ваших открытий. Единственное, что я понял, — всем нам здесь крышка.

— У тебя ясные мозги, Стерлинг, но пара извилин им бы не помешала, — начал Петри и вдруг взорвался: — Все наши знания пошли к черту, Стерлинг! Природа снова наставила нам рога! Ах, что же делать, что же делать…

Он замолчал, заложил руки за спину и забегал по комнате.

Его настроение передалось мне; я забился в кресло и стал размышлять.

Когда Петри оканчивал первый курс Эдинбургского университета, мой отец был приглашен читать лекции на кафедру микробиологии. Они быстро оценили друг друга, и между маститым профессором и зеленым студентом завязались теплые отношения, которые в скором времени переросли в дружбу. С тех пор они так и остались друзьями.

Мы еще жили в Эдинбурге, когда доктор Петри окончил университет и отправился на практику в Каир. Иногда по делам он наезжал в Лондон. Тогда мы встречались с ним. Одно время я даже провел у него в доме часть своих каникул. Итогом наших встреч стала крепкая дружба. Помню, как был я разочарован, когда он, по случаю вручения ему медали Королевского медицинского общества за исследования в области тропических болезней, приехал в Лондон один, без своей юной жены. Мне много рассказывали чудесного о ее красоте, но, к сожалению, я так и не смог выразить ей свое восхищение.

Его настоящий визит предполагался на короткий срок, однако был продлен по настоянию французского правительства. За последнее время репутация доктора Петри значительно выросла, и французы, узнав, что он в Лондоне, попросили его заняться этой странной болезнью, которая уже унесла несколько жизней. Они предоставили в его распоряжение виллу «Жасмина», небольшую, но весьма живописно расположенную неподалеку от Ривьеры.

Тремя неделями позже, получив известие от моего отца о моем возвращении из Бразилии, Петри выехал в Лиссабон, чтобы встретить меня. Я был очень плох. Тропическая лихорадка, длительное плавание через Атлантический океан изнурили мой организм до нервного истощения. Петри забрал меня к себе, чтобы своим профессиональным оком наблюдать за процессом моего выздоровления. Несколько дней меня мучил страх остаться инвалидом, но потом дела пошли на поправку.

— Ты не видел нового пациента? — неожиданно спросил Петри.

— Нет.

Он подошел к окну, поставил свой стакан на подоконник и, внимательно посмотрев на меня, сказал: