Сакс Ромер - Дочь доктора Фу Манчи

Дверь позади дивана открылась. Я лежал тихо, покорившись неизбежному, и даже не сделал попытки посмотреть, кто вошел. Просто лежал с полузакрытыми глазами, приготовившись к смерти.

В комнату проник неяркий свет.

Я был слишком измучен, чтобы бояться, но, по всей видимости, мой бедный мозг в тот момент служил мне не вполне надежно. По сути, я тогда находился в странном состоянии, между бредом и явью.

В комнату бесшумно вошел некто с фонарем в руке; свет фонаря отбрасывал на золотую стену огромную уродливую тень. Приглядевшись, я обнаружил, что и владелец тени был не краше — он оказался карликом-горбуном самого отталкивающего вида. С его огромного черепа свисали сальные пряди серо-черных волос, расплывшаяся физиономия казалась страшной пародией на человеческое лицо. Одет он был в арабский домашний костюм; гигантская феска венчала это омерзительное безобразие.

Бросив в мою сторону беглый взгляд, он пересек комнату и вышел в другую дверь, оставив обе открытыми. До меня донеслись чьи-то приглушенные, но взволнованные голоса. Я решил, что мне снова показалось, тем более что язык, на котором они говорили, был мне совершенно неизвестен.

Еще один человек, в костюме из саржи и темно-голубом тюрбане, проследовал через комнату вслед за карликом. Этот был с электрическим фонариком, отраженный от золота стен луч которого осветил желтое тигриное лицо, опущенные вниз уголки губ и зубы, обнаженные в садистской усмешке… Дакойт, следивший за мной во время поездки в Каир!

Я решил, что и эту процессию миражей тоже породил мой расстроенный разум, хотя, честно говоря, никаких других признаков безумия за собой не замечал.

Теперь взволнованные голоса доносились до меня уже с двух сторон. Одни — довольно близко, хотя слов я по-прежнему не понимал, другие — настолько издалека, что я попросту не в состоянии был определить, на каком языке говорят. И вдруг весь дом пронзил чей-то истошный вопль, сменившийся нечленораздельными булькающими звуками.

Снова появился дакойт. На сей раз в руке он держал короткий кривой нож с лезвием, красным от крови. Его раскосые кровожадные глаза уставились на меня. Он осторожными движениями начал подкрадываться к дивану, на котором, неподвижный и беспомощный, лежал я.

Из возобновившегося гула голосов выделился один — резкий и звенящий. Он произнес всего три слова, но этого оказалось достаточно: мой дакойт вздрогнул, повернулся и стремительно нырнул в ту дверь, из которой появился.

Пронзительный металлический визг заполнил комнату — думаю, он проник во все уголки дома, как бы велик тот ни был. Этот звук не узнать было невозможно: полицейский свисток!

Я улыбнулся в темноте. Надо же, как разыгралось мое воображение! Определенно у меня начиналась лихорадка. Что ж, если так, скоро этот парад миражей закончится: я потеряю сознание. Однако, поднеся руку ко лбу, я с удивлением убедился, что он хотя и взмок от пота, но холоден, как лед. О жаре не было и речи!

Голоса постепенно удалялись и наконец стихли совсем. Однако до меня по-прежнему доносился странный отдаленный шум. Теперь я определил, что он шел не из той двери, в которую выскочил дакойт, а из той, которая располагалась прямо передо мной, буквально в футе от дивана — двери, через которую исчез горбун.

Гулкий грохот эхом отдался в доме. Раздались крики. Теперь я уже мог разобрать отдельные слова.

— Осторожнее прыгайте, сэр! Подождите меня…

Звук шагов, очевидно, на лестнице.

— Займитесь этой дверью! А я — вон той!

Где я мог слышать этот низкий звучный голос?

Снова грохот.

— Здесь ничего, сэр!

— Следующий этаж!

Снова забормотали те, взволнованные, на незнакомом языке.

И вдруг до меня донеслось:

— Найланд Смит! Вы здесь, сэр? Шан Гревилль? Вы здесь?

Я знал этот голос!

— Тише! — скомандовал он. — Слушайте!

В тишине, которая наступила после последних слов, я лихорадочно пытался вспомнить: кто же это? Сердце мое бешено колотилось. Ответ буквально вертелся у меня на языке, но я никак не мог поймать его.

— Идем!

Снова грохот шагов. Все ближе и ближе. Вот уже совсем рядом с моей комнатой.

— Боже милостивый!

Они нашли горбуна. Напряженное молчание. Потом снова забубнили голоса.

— Тут еще одна дверь! — воскликнул мучительно знакомый голос, и, держа в руке электрический фонарь, его обладатель ворвался в мою комнату.

Бред кончился — то была реальность.

— Гревилль!

— Веймаут. — слабо отозвался я, протягивая к нему дрожащие руки.