Сакс Ромер - Дочь доктора Фу Манчи

Почти сразу дверь открылась.

Прекрасно понимая, что капюшоны были практически единственной нашей маскировкой и что мы не имеем ни малейшего представления о поведении тибетских монахов, я как можно ниже наклонил голову под пронизывающим взглядом высокого тощего китайца, внимательно осмотревшего сначала моего спутника, а потом меня.

— Си Фан! — произнес Найланд Смит, складывая руки в приветственном жесте.

— Си Фан! — ответил служитель и посторонился, давая понять, что гость может войти.

— Си Фан! — повторил я и, в свою очередь, был допущен.

Китаец закрыл дверь и старательно запер замок. Я остановился в некотором замешательстве. Тень от стены будто бархатным покрывалом окутывала нас с мистером Смитом, но дальше простирался сад с освещенными луной беседками, а за ним виднелся усаженный апельсиновыми деревьями двор, окруженный с трех сторон домом. Из окон падал неяркий свет, но нигде не было заметно ни малейшего движения, ни единой живой души, за исключением тощего китайца, впустившего нас. Я незаметно нащупал револьвер, который спрятал под своим монашеским одеянием, и это придало мне некоторую уверенность.

Жестом руки служитель дал понять, что нам следует пересечь сад и войти в дом.

Должен признаться, что я привык к спокойной, размеренной жизни ученого, и то, что я стою здесь рядом с Найландом Смитом, вглядываясь в затененный деревьями дворик, на секунду показалось мне совершенно нереальным. В жизни мне еще не доводилось ввязываться в подобные авантюры, где спасти нас могла только наша сообразительность!

Жизнь наша в самом деле висела на волоске. Я мучительно размышлял о том, были ли кому-нибудь лично известны два тибетских монаха, приглашенных на это сборище? Если да — мы погибли! Правда, несколько групп, собравшихся в кофейне Эль-Кхарги, судя по всему, не были знакомы друг с другом… но, вполне вероятно, существовала некая центральная фигура, знавшая всех.

Мы переоделись в платье тибетцев, но при них не было никаких верительных грамот. Пока мы неторопливо пересекали сад, я раздумывал над этим и, внезапно кое-что вспомнив, буквально остолбенел.

— Мистер Смит! — прошептал я. — Мы попались!

— Почему? — невозмутимо осведомился он.

— Старший из монахов носил на указательном пальце необычное серебряное кольцо. Знаете, с таким большим изумрудом! Я его заметил, когда помогал их обыскивать!

Найланд Смит вскинул руку, высвободив кисть из широкого рукава, и я увидел, как на его указательном пальце ярко вспыхнул в лунном свете огромный изумруд.

— Полагаете, это что-то вроде удостоверения личности? — с тем же спокойствием поинтересовался он. — Мне тоже так показалось.

Мы пересекли двор, вошли в открытую дверь и оказались в прихожей, освещенной единственной латунной лампой, висящей на цепях. Здесь были еще две двери — направо и налево, — но обе запертые.

На диване сидел очень старый китаец в маленькой шапочке, украшенной шариком кораллового цвета. Очки в толстой черепаховой оправе делали его похожим на сову. Высохшее тело было окутано бесформенным одеянием, отороченным каймой, прозрачные руки покойно лежали на коленях. На указательном пальце я увидел точно такой же перстень, какой Найланд Смит снял с тибетского монаха. Рядом, на диване, лежала серебряная табакерка.

— Си Фан! — произнес он высоким, пронзительным голосом, едва мы вошли.

Нам вновь пришлось пройти через ту же процедуру взаимных приветствий. Потом китаец быстро спросил о чем-то моего компаньона — судя по всему, по-китайски — и протянул правую руку.

Найланд Смит наклонился, бережно взял его истощенную длань и изумрудом, сверкавшим на указательном пальце, прикоснулся к своим бровям, губам и груди.

Вновь высокий, свистящий голос что-то проговорил, и Смит протянул свою руку. Ритуал повторился, только на сей раз его проделал наш необычный хозяин. Я понял, что мы допущены. Меня, по всей видимости, приняли в качестве свиты моего выдающегося соотечественника.

Подняв молоток, старик ударил в маленький гонг, стоявший позади него. Ударил дважды. Правая дверь тотчас открылась.

Китаец вежливо склонил голову, мы ответили тем же и — Смит впереди, я за ним — проследовали в открытую дверь. Переступив порог, Смит подождал меня и тут же склонился к моему уху.

— Мандарин Ки Минг! — услышал я его шепот. — Дай-то Бог, чтобы он меня не узнал!

Мы оказались в большой комнате, обставленной получше, чем прихожая. В дальнем углу три устланных ковром ступени вели к очень красивым двойным дверям, покрытым прекрасной резьбой и украшенным полудрагоценными камнями в традиционном арабском стиле. Комната освещалась чем-то вроде люстры, свисающей из центра потолка; я насчитал в ней семь ламп. Вдоль стен стояли диваны; между окнами — кстати, очень красивой формы — были вырублены две глубокие ниши.