Сакс Ромер - Возвращение доктора Фу Манчи

Найланд Смит попытался подавить невольный стон. Я взглянул ему в лицо. Оно стало серым и мокрым от пота. Взгляды наши встретились.

Крысы почти перестали пищать.

— Доктор, сейчас многое зависит от вас, — слегка возвысил голос Фу Манчи. — Я думаю, что инспектор Найланд Смит не утратит своего мужества даже тогда, когда мы откроем все ворота. Но я глубоко уважаю вашу дружбу и даже готов предсказать, что вам придется воспользоваться «мечом друга» не позднее, чем я открою третьи ворота.

В это время раздался новый стон истязаемого. Он был уже громче первого.

— В Китае, — объяснял Фу Манчи, — мы называем это сооружение — «Шесть Ворот Счастливой Мудрости». Первые ворота, куда запускаются крысы, называются «Ворота Веселой Надежды», вторые — «Ворота Радостного Сомнения», третьи — поэтически именуются «Ворота Истинного Восторга», четвертые — «Ворота Нежной Печали». Однажды меня почтил дружбой высокий мандарин, который выдержал весь путь от «Веселой Надежды» до пятых по счету «Ворот Сладостных Желаний». Причем ему запустили двенадцать крыс. Я чту этого человека наравне с моими предками. Шестые, или «Ворота Небесные», через которые человек вступает в «Радость Всеобъемлющего Понимания», я решил упразднить совсем, заменив эту японскую склонность к старине не менее великим и достойным средством. Я считаю это счастливой мыслью и по этому поводу горжусь собой.

— Петри, — прошептал Смит голосом, который я едва узнал, хотя говорил он довольно ровно и спокойно, — возьми меч. Я надеюсь, что ты избавишь меня от унижения и не допустишь, чтобы я запросил пощады у этого желтого дьявола!

В этот момент мой рассудок обрел ужасающую ясность. Я старался не смотреть на меч для харакири, однако мои мысли подводили меня именно к нему. У меня не осталось ни гнева, ни проклятий по адресу этого бесчеловечного существа, восседавшего в кресле из черного дерева. Все чувства были в прошлом. Я уже не думал о том, что было и что будет. Я не думал ни о чем. Забыто было все: и наша затяжная борьба с этой желтой шайкой, и наши бесконечные стычки со слугами Фу Манчи, все эти зловещие бирманцы… Даже Карамани была забыта, стерта из памяти. Я перестал видеть что-либо странное в нашей встрече в этой подземной комнате. Я стоял перед главным моментом моей жизни: я со своим другом — и Бог.

Крысы снова начали пищать. Они старались…

— Быстрей, Петри! Быстрей! Я слабею…

Я повернулся и посмотрел на самурайский меч. Мои ладони были сухи и горячи. Я попробовал остроту клинка на ногте левого большого пальца и понял, что он острее лезвия бритвы шеффилдского производства. Я ухватился за рукоять, выгнулся вперед на моем стуле и поднял «меч друга» высоко над головой. Находясь в такой позе, я еще раз заглянул Смиту в глаза. Они лихорадочно сияли, но никогда за свою жизнь, ни у больных, ни у здоровых, не замечался подобного выражения.

— Открывание первых ворот — это всегда критический момент, — донесся до меня гортанный голос китайца.

Хотя я его не видел, а только слышал, но был уверен, что он встал со своего кресла и наклонился вперед над нижним концом клетки.

— Сейчас, Петри! Сейчас! Храни тебя Боже и прощай!

Откуда-то издалека я услышал хриплый и, как мне показалось, животный крик, за которым последовал звук тяжелого падения. Молнией блеснула в мозгу безумная надежда: а вдруг это помощь? Но вознесенный над головой меч уже стремительно опускался, и я просто не знаю, как мне удалось так изменить направление удара, в результате чего Смит потерял лишь клок волос. Клинок врезался в пол у самой его головы. Все еще сжимая рукоятку, я оглянулся в сторону занавешенной двери. Рука Фу Манчи замерла на «Воротах Веселой Надежды», и он тоже обернулся к двери. Мгновение спустя она распахнулась, и на пороге мы увидели… Карамани.

Ее глаза горели жутким и одновременно восхитительным безумием. И устремлены они были в одну точку — в лицо Фу Манчи. Левой рукой она держала тяжелую драпировку, а в правой у нее был — Боже праведный! — мой браунинг. Фу Манчи стремительно выпрямился, со свистом втянул воздух… И тут раздался выстрел.

Мое сознание фиксировало происходящее как-то странно. Я только констатировал, вот из-под головного убора Фу Манчи потекло что-то красное, вот он вскинул обе руки, от чего рукава халата опустились до самых локтей, и схватился за голову, вот полетел на пол его головной убор. Вот доктор начал издавать какие-то короткие, гортанные восклицания. Вот он качнулся назад, вправо, влево и рухнул поперек проволочной клетки головой вперед. Тело его несколько раз дернулось, глаза закатились, а из-под складок его халата вдруг повыскакивали крысы и запрыгали по комнате. Две молнией проскочили мимо Карамани в открытую дверь, одна бросилась за мой стул, а четвертая помчалась вдоль стены. Фу Манчи лежал уже бездыханный поперек перевернутой им во время падения клетки, а голова его плавала в луже крови.