Женщина улыбнулась.
– Приветствую тебя, заклинатель. Да, я отправила их туда. Твоя месть не достанет их, и я рада этому.
Взгляд его золотистых глаз устремился к ней.
– Кто ты? Из какого клана?
– Я ушла из своего клана, но когда-то считалась одной из Логросовых. Меня зовут Килава.
– Лучше бы тебе было позволить мне найти тебя вчера ночью, – сказал Пран Чоль. – Тогда я смог бы убедить тебя, что быстрая смерть – бо́льшая милость для этих детей, чем то, что ты с ними сделала, Килава.
– Они ещё маленькие, их усыновят…
– Ты пришла сюда, в Морн, – холодно перебил Пран Чоль. – В развалины древнего города…
– Яггутов…
– Не яггутов! Эта башня – да, их, но её выстроили много лет спустя, во времена между разрушением города и Т’ол Ара’дом – извержением лавы, которая погребла под собой то, что уже было мертво. – Он вскинул руку, указал на висевшие в воздухе врата. – Вот эта рана уничтожила город, Килава. Путь за ней… ты не понимаешь? Это не Омтоз Феллак! Скажи мне, как запечатываются такие раны? Ты знаешь ответ, заклинательница!
Женщина медленно повернулась, взглянула на Разрыв.
– Если эту рану связывала душа, она должна была освободиться… когда вошли дети…
– Освободиться, – прошипел Пран Чоль, – в результате обмена!
Килава задрожала и вновь обернулась к нему.
– Так где же она? Почему не появилась?
Пран Чоль повернулся и глядел на центральный курган посреди равнины.
– На самом деле, – прошептал заклинатель, – она появилась. – Пран Чоль снова взглянул на Килаву. – Скажи, а сама ты отдашь жизнь за этих детей? Они теперь в ловушке, заключены в бесконечном кошмаре боли. Хватит ли твоего сострадания на то, чтобы пожертвовать собой? Совершить ещё один обмен? – Заклинатель внимательно посмотрел на неё, затем вздохнул. – Я так и думал. Утри слёзы, Килава. Лицемерие не к лицу заклинательнице костей.
– Что же… – смогла наконец произнести женщина, – что же освободилось?
Пран Чоль покачал головой. Снова взглянул на центральный курган.
– Не уверен, но рано или поздно нам придётся что-то с этим сделать. Подозреваю, что времени у нас вдосталь. Этому созданию теперь нужно выбраться из собственной гробницы, а её тщательно запечатали чарами. Более того, мантия Т’ол Ара’да укрывает курган слоем камней. – Он помолчал и добавил: – Но времени-то нам хватит.
– Что ты имеешь в виду?
– Нас призвали на Соединение. Нас ждёт Обряд Телланна, заклинательница.
Та сплюнула.
– Вы все сошли с ума. Выбрать бессмертие ради войны… это безумие. Я не явлюсь на зов, заклинатель.
Он кивнул.
– Однако же Обряд будет проведён. В странствиях духа я видел будущее, Килава. Я видел собственное иссохшее лицо через двести с лишним тысяч лет. Мы получим свою вечную войну.
В голосе Килавы прозвучала горечь.
– Мой брат будет доволен.
– Кто твой брат?
– Онос Т’лэнн, Первый Меч.
Пран Чоль обернулся.
– Ты – Отступница. Ты перебила своих родичей… свой клан…
– Да – чтобы разорвать связь и обрести свободу. Увы, умения моего старшего брата оказались во всём равны моим. Однако теперь мы оба свободны, хоть то, что я благословляю, Онос Т’лэнн проклинает. – Она обняла себя руками, и Пран Чоль увидел в ней глубокую неизбывную боль. Такой свободе он не завидовал. Килава снова заговорила: – А этот город? Кто его построил?
– К’чейн че’малли.
– Я слышала это имя, но почти ничего – о них самих.
Пран Чоль кивнул.
– Думаю, нам придётся узнать о них больше.
Континенты Корелри и Якуруку, Время Смерти
119 736 лет до Сна Огни
(три года после Падения Увечного Бога)
Падение уничтожило материк. Леса выгорели, огненные бури озаряли горизонт от края до края, окрашивали в пурпур застившие небо облака из пепла. Пожар казался бесконечным, неудержимым, он длился неделями, месяцами, и в его рёве были слышны крики бога.
Боль породила ярость. Ярость – отраву, пагубу, которая никого не щадила.
Выжили немногие, вконец одичав, они бродили под вечно бурлящим тучами небом, по земле, изрытой огромными кратерами, которые теперь заполнились мутной, безжизненной водой. Семьи и роды распались, любовь оказалась слишком тяжким бременем. Они ели всё, что могли найти, нередко – друг друга, и на разорённый мир взирали жадным, хищным взглядом.
По этой земле шагала одинокая фигура. Путник кутался в прогнившие лохмотья, был он невысокий, черты его лица – невзрачные и неказистые. На этом лице лежала тёмная печать, в глазах горела тяжкая непреклонность. Он шёл, будто собирал все страдания в себе, не замечая их неимоверного веса; шёл, будто неспособен был смириться, отречься от даров собственного духа.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу