Ирина Кожина - Гримуар. Сокол во тьме

Я расплылась в улыбке. И, поправив причёску, дерзко к нему направилась.

– Да, мой господин! – ответила я, подставив губы.

Поцелуй не заставил себя ждать… страстный, всепоглощающий. Когда находилась рядом с Самаэлем, во мне всегда разжигался внутри костёр, и тенебрис знал об этом.

Самаэль притягателен и необычайно красив. Меня манила его белизна образа: кожа, волосы, одежда и только ярко-жёлтые глаза выделялись на этом фоне. Его харизма привлекала многих, особенно женщин.

– Как успехи на войне? – спросила я, когда он оторвался от моих губ.

– Эта проклятая Юлия постоянно находит способы вставлять палки в колёса, – с досадой ответил Самаэль.

– Покажи мне её, и она будет мертва! – самонадеянно ответила я и, отойдя от господина, сжала пальцы, мысленно пытаясь убить ту, о которой мы говорили.

– Нет, ещё рано. Ты не набралась сил, – возразил он, поцеловав запястья моих рук.

– Но, мой господин, – взмолилась я, – ты же знаешь, что я могу! Позволь мне! Ни один сервус не в состоянии устоять перед силой ведьмы Олеси.

– Нет, моя дорогая, – сказал спокойно Самаэль. – Не забывай, что есть Уна, который может тебе так навалять, – Самаэль сжал кулак. Я расхохоталась.

– Нет, он беспомощен без своей Ники, – вдруг серьёзно ответила я, вспоминая нашу последнюю с ней встречу.

Самаэль поправил прядь длинных прямых волос. На миг показалось, что он стал бледнее, чем был до этого.

– Не говори об этой предательнице! – вдруг воскликнул он. – Она даже не достойна, чтобы упоминали её имя!

– Прости меня, господин! – взмолилась я. – Я не хотела причинять тебе боль.

Его глаза сузились. Он поцеловал мою руку и быстро ушёл. Я осталась опять в пустынном зале и чувствовала себя неловко. Да, Ника была моей подругой, а Самаэлю родственницей. Она избрала быть на стороне сервусов и Уны. Это убило моего повелителя, ведь он возлагал на неё большие надежды – Ника богиня победы. С тех пор, как мы разошлись по разным сторонам, я больше о ней ничего не слышала. Не покидало ощущение, что её стёрли с лица земли, а, может, она давно мертва. Так или иначе, прошло несколько лет, а о Нике – ни слуху ни духу, точно сервусы прятали её, как козырь в рукаве.

Я вздохнула: когда-то любила подругу, но теперь она враг номер один после бога Уны. Мысли прервал прохладный ветерок, слегка качнув подол платья. Я обернулась и увидела рядом огромного волка в такой же цветовой гамме, что преобладала в замке.

– А, Дружок! – обрадовалась я и обняла его за шею.

Волк вилял хвостом и совсем не казался грозным животным. Я присела на верхней ступеньке лестницы, ведущей вниз. Он расположился рядом, я рассмеялась – волк уткнулся мне в подмышку.

– Дружок, перестань! – звонко отразилось в пустынном замке.

Погладив по мягкой, словно шёлк шерсти, я обратилась к нему:

– Как жаль, что у меня нет дара, чтобы общаться с животными. Мы бы с тобой болтали без умолку. Как же тут скучно, – выдохнула я. – Пойдём со мной! – вскочила резко я и побежала вниз, поднимая подол постоянно путающегося в ногах платья. Мы помчались через несколько залов подряд, пересекли пару коридоров и оказались у входа в подвальное помещение. Потом спустились по старым деревянным ступенькам, которые скрипели при каждом шаге, этот звук казался мне музыкой, в отличие от мертвенного гула пустынных анфилад. Сюда никто, кроме меня, никогда не приходил, об этом свидетельствовали целые полотна паутины, всегда блестевшие в углах и на шкафах, когда я зажигала свет. Шкафы высились до самых потолков, многоэтажные стопки книг томились на всех горизонтальных поверхностях: полу, столах и даже на старом диване с затертой коричневой тканью. Такое изобилие создавало колорит и причудливую игру оттенков. Библиотека оставалось единственным местом в замке, которое имело краски, а не чёрно-белую унылость.

Я поднялась на цыпочки и потянулась за толстой книгой в твёрдом громоздком переплёте.

– Вот, Дружок, сейчас мы с тобой развлечёмся, – улыбнулась я, указывая на огромную книгу в руках. – Это то, что мне нужно.

Я подвинула книги, лежащие на столе, и положила эту громадину туда, раскрыв приблизительно на середине. Приложив руки к страницам и закрыв глаза, я почувствовала, как каждая буква, напечатанная на бумаге, прожигает кожу пальцев. Боль и удовольствие переплелись в единое ощущение. Жар, что пробивался сквозь фаланги и обжигал ладони, заставил открыть глаза и увидеть свет, вырывающийся из бумажных полотен. А затем, из книги стали появляться светящиеся фигуры, вырисовывая разные движения в воздухе. Огромный дракон метнул хвостом перед моим лицом и помчался по просторам библиотеки, выпуская из пасти мнимый огонь. Горящие потоки разлетались вокруг, разбиваясь о книжные полки. Затем закружились бабочки в танце, который был прерван мальчиком в коротких шортах и с сачком, размером больше его наполовину. Мальчик помчался за бабочками, и также как появился, внезапно исчез. Его сменила танцующая одинокая балерина, искусно выдавая па. Она была одновременно легка, но при этом её тяжелые взгляды тяготили меня. На арену фантазий вышли котята, перепрыгивая друг через друга. Их было столько, что казалось целая орда посетила нас. Наигравшись, каждый из них стал возвращаться назад в книгу. Я закрыла её, радостно вздохнув.