Антон Алексеев - Рыцарь с земляничной тропы

– Отец бы меня обязательно взял.

Мама смотрела в стену, её губы сжались, лоб озабоченно наморщился, а вздох стал предвестником компромисса:

– Выезжать будем рано утром, до петухов, – тихо проговорила мама. – Встанешь сам. Если проспишь, то, стало быть, никуда не поедем. Посмотрим, насколько ты хочешь увидеть своего каменного великана.

В тишине было слышно, как Аквер привстал, но слова из его уст зазвучали только через несколько мгновений:

– Спасибо, мам.

– Пожалуйста! А теперь спи.

Спустя некоторое время и сон. Четыре часа утра.

Темнота еще властвовала вокруг, когда мама Аквера спустилась с печи. Она вышла в середину комнаты и увидела умиротворенно спавшего сына под взвороченным одеялом, из-за чего одна из ног была не покрыта, а левая рука, по своему обыкновению, свешивалась с полати. Мать покачала головой, иллюстрируя этим жестом мысль о том, что она так и знала, а затем направилась к печному углу, дабы приготовить всё для завтрака. Но стоило ей только лишь отвернуться, как сноровистая, тихая тень соскользнула с полати и оказалась точно за её спиной.

– Мам! – вскрикнул Аквер позади матери, ткнув пальцами ей в спину, да так, что она взвизгнула как девчонка.

– Аквер! Засранец, – проговорила она, тяжело дыша от испуга. – Зачем же так пугать?

– А ты думала я не встану, – героически лыбился Аквер. – А я, между прочим, встал еще час назад и приготовил лошадей. Нужно что-нибудь по-быстрому покушать и можно одеваться.

– Ладно, ладно. Угомонись. Сейчас что-нибудь придумаем, – сказала мама, поворачиваясь к печному углу. – Это невозможный ребенок.

Мама достала пару тарелок, не забыв и про некоторые столовые приборы, но это, конечно же, не означало, что на полках больше не осталось ничего любопытного. Нечто очень интересное притаилось за мешочками для специй, около ступки и деревянной давилки для чеснока. Там была разделочная доска, на которой неизвестный умелец изобразил то самое Пепельное поле, к коему и стоит приглядеться очень внимательно…

Проникнем сквозь, изменим сцену, размах узрим под бой копыт. Увидим, как два всадника влетают на арену, услышим, как в их жилах кровь кипит. И лента красная все вьется, крепясь к плечу, танцует на ветру. Юнец в седле, ему неймется, так хочется начать игру.

– Аквер! Не загоняй лошадь, глупый мальчишка, – прокричала мама вслед скачущему сыну.

– Я скоро его увижу, мам. Я чувствую. Он будет уже за этим холмом.

– Береги силы лошади! Они еще понадобятся. А ну-ка перейди в рысь! Аквер, ты меня слышишь вообще?

– Да, мам! Один холм и всё. Дальше рысь.

Они проверили на себе всю необъятность Пепельного поля, всё его многообразие и вариативность форм. Они мчались по холмам или огибали их, прорывались сквозь перелески или увиливали от них, форсировали овраги или скакали прямо по ним в поисках легкого подъема, когда те были слишком широки и отвесны. Буйная скачка на беду лошадей, пока всё наконец не подошло к концу, ведь предчувствие мальчика не подвело его.

Всадники въехали на холм и застыли, как вкопанные. Живая картина с немыслимой мощью, и так близко, что учащается пульс. Их взгляд стрелой летел к колоссу, размеренно вышагивающему подле старого леса. Поступь гиганта доносилась легкой вибрацией по земле, а дальше через ноги к телу, и до самого сердца.

– Мам, это он! Сури! – возбужденным голосом повторил имя великана мальчик, и глаза его наполнились ворохом звезд, нагло воруя первенство блеска у звезд настоящих, что начали посрамленно угасать.

– Да сынок, это он, – она ответила тихо.

Потому что нельзя губить такие моменты громкими словами. Потому что голос восхищенного дыхания здесь гораздо уместнее. Она смотрела на свое дитя так, как смотрела на него при первых его шагах, при первом его слове, при первом поцелуе, которым она одарила его в момент рождения. Разве можно придумать что-то лучше, чем искренний восторг своего ребенка? Нельзя. Именно поэтому она хотела запомнить эти секунды в мельчайших подробностях, не упуская ничего, от легкой слезы на своей щеке, до дрожи души, которая вела себя так, совсем не из-за шагов великана.

– Ты плачешь? – удивленно спросил Аквер, повернувшись к задумавшейся в этот момент матери.

– Ветер сильный, – улыбнулась мама. – Видишь, как твоя лента колышется.

– А когда у меня уже будет черная, как у тебя? – поинтересовался Аквер с серьезной миной. – Я уже хорошо езжу!

– За «хорошо езжу» ленту не получают, – снова став серьезной произнесла мама. – Вот когда перестанешь сбивать бревна на дистанции, тогда и сделаю тебе черную ленту.