Максим Ефимкин - Истины нет. Том 2

– А этот зачем тут? – едва слышно одними губами прошептал Марк.

Призрак усмехнулся, давая понять, что он догадывается, но предпочитает молчать.

– Прошу всех занять свои места, – добавил стоящий рядом с ним другой старик, одетый богато и опирающийся, впрочем, совершенно для виду, на дорогой, инкрустированный самоцветами посох. – Я Берг Конфлан, могу говорить от имени двора королевы. И именно я засвидетельствую происходящее на Созыве.

Присутствующие, прекратив перешептывания, заняли свои места.

– Мрачные события, темные и неожиданные, собрали всех владетелей графств в этом зале, – продолжил говорить юстициарий, – но скорбь и траур не могут длиться вечно, и нам надлежит сделать, что должно. Наша большая и великая страна не может оказаться в раздоре, без головы и раздираемая на части гражданскими волнениями, ибо это на руку всем нашим соседям, которые не преминут откусить по куску.

По залу прокатился несогласный ропот.

– Тишина! – рявкнул Конфлан, словно перед ним были не высокородные мужи и дамы, а первогодки-студиозусы. – Этого площадного, базарного вздора я не допущу! Несмотря на то, что некоторые из вас имеют вспыльчивый норов, а другие считают себя выше остальных, и кто-то и вовсе уже мнит себя королем. Никто еще не король! Все равны один одному в этом зале. И без моего согласия, благословения архиепископа Женуа и общего голосования никто не прикоснется к короне Алии. Каждый из вас получил пригласительную грамоту на Созыв. Каждый отправил гонца с уведомлением о готовности прибыть и следовать всем церемониям. Так держите свое высокородное слово.

Конфлан выдержал паузу и произнес:

– Объявляю Созыв открытым.

Стало тихо: всякий осознавал, что́ на кону и что у юстициария хватит решимости и силы выполнить то, что надлежит.

– А сейчас, как и положено, все скажут, что думают, если того пожелают, начиная с графини Файет, – Конфлан указал на первое кресло по левую руку от себя, в котором сидела пожилая графиня с вьющимися золотистыми волосами, аккуратным овалом лица, маленьким ртом, неестественной бледностью, достигнутой натиранием лимонным соком, и выбритыми бровями – всеми элементами идеала женской красоты, – и заканчивая графом Брэди.

После этого юстициарий назвал всех присутствующих претендентов по имени, словно они были незнакомы, но такова была традиция. Каждый при этом вставал и кланялся Созыву, женщины приседали в глубоком книксене.

– И я скажу, – после недолгой паузы заговорила графиня, поднявшись и расправив плечи с широкими подвесками, на которых поблескивали драгоценные камни. – Мы все скорбим об утрате и проклинаем того, кто сотворил это. Уверена, что вскоре убийца будет найден, кем бы он ни был. Я же клянусь своим родословным древом и душами предков, что не причастна к смерти королевы.

Все, включая Марка, закивали, присоединяясь к словам графини, и произнесли «клянусь». Графиня молча обвела взглядом присутствующих, зло улыбнулась и продолжила:

– И хоть все вы поклялись, я уверена, и это не только мое мнение, но и многих в этом зале, что убийство – это дело рук кого-то из находящихся здесь.

По залу прошел гул, смешанный из одобрительных и возмущенных выкриков, графиня повысила голос, и тот взвился над ропотом:

– И доколе заказчик сего убийства не будет выведен на чистую воду, я лично подозреваю каждого. Я понимаю, что ни мое древо, ни положение, ни земли, ни долги, оставленные моим непутевым мужем, не позволят мне бороться за корону, но я не отдам своего голоса ни за кого из вас.

Графиня указала прямым сухим пальцем в каждого, повторяя: «Нет».

– И я требую, чтобы все, кто претендуют на трон, открыли нам свою душу, зашли в исповедальный круг и ответствовали перед Живущими Выше, архиепископом и всем Созывом.

– Ты предлагаешь нарушить святость исповеди? Предлагаешь будущему королю исповедоваться перед всеми? – вскричал герцог Крон Лауциз. – Не бывать этому, чтобы я, наследник величайшего из древних родов, владетель многих земель, лично бившийся по правую руку от почившего короля и не один раз деливший с ним трапезу, открылся перед кем бы то ни было, кроме святого человека!

Зал взорвался мгновенно. Кричали, махали руками, ударяли кулаками о стол, чей-то стул опрокинулся, когда кто-то резко встал, и гулко ухнул спинкой о пол. Кто-то размахивал свернутыми родословными грамотами с большими геральдическими печатями, но нашелся тот, кто молча и с напряжением вжался в кресло: это был юноша или девушка, что прибыл с графом Этруско, – монашеская ряса да глубокий куколь полностью скрадывали фигуру и лицо, оставляя видимыми лишь тонкие гладкие пальцы рук, говорящие о молодости. Пальцы со звериной силой обхватили подлокотники так, что побелели. Призыв юстициария успокоиться утонул в этом хаосе криков и ругани, смерчем носившемся вокруг стола.