Елена Ворон - Подземный-Каменный

Последняя надежда – на каменный забор.

Где бы только узнать, как раствор делают? Может, у того же колдуна? Ему многое ведомо… Лих шагал через распадок. Кругом высились притихшие, помрачневшие под тучей дубы, а ему виделся залитый солнцем дом на окраине, цветник перед окнами, ограда из плотно пригнанных камней. Вдоль ограды мать ползучие розы посадит, их плети по камню раскинутся. Поверху надо чаши поставить, в них сестрицы тоже что-нибудь высадят. Цветы будут из чаш выплескиваться, как фонтаны в княжеском парке.

А у калитки Лих на камнях портреты вырежет. Перво-наперво отца с матерью изобразит, потом Марийку. Да: Марийку, а затем уж сестриц. И бабку Заряну, само собой, Лих не забудет. Заряна – отцова мать, в Малых Смешанах живет. Лих ее крепко любит. А бабку Люту, с материнской стороны, вырезать в камне не станет. Перебьется Лютая бабка. Лиху от нее житья с детства не было, она и отца терпеть не могла. Из-за Лютой бабки мать с отцом плохо ладили, не иначе. Лих, когда маленький был, не раз ночью слышал, как за стенкой мать просила: «Не надо, а? Ну, не надо! Не хочу…» Он не понимал, чего «не надо», но слышал, как стонала кровать, когда отец поднимался, как жаловались под тяжелыми ногами половицы. Отец уходил на крыльцо и сидел там подолгу. А Лих не спал, ждал, когда он вернется в спальню и уляжется, и за стенкой все станет мирно. Он бы побежал мать выручать, но отец ее никогда не обижал. Раз только Лих услышал, как он буркнул, вернувшись: «Дура ты! Чего боишься? Стара уже, не понесешь». Что и куда мать не понесет, Лих не понял, но она заплакала, и Лих примчался. Отец ему наподдал и выставил вон, и наутро его с постелью и игрушками перевели в другую комнату, от родительской спальни подальше.

Сейчас-то Лих разбирает, что к чему. Не желала мать отцовой ласки, гнала его от себя. И детей от него не хотела. А ведь он ли ее не любил! Подарки с ярмарок привозил, работу тяжелую не позволял делать, прилюдно милушкой своей называл, не стеснялся. А она – не любила, видать. Мать свою, Лютую, слушала. А коли на Лиховых сестриц поглядеть… лучше уж не глядеть, право слово. Лих выбил бы зубы, назови кто его мать гулящей. Да от правды не убежишь: сестрицы Лиху не родные – не отцовы дочки. Неспроста Лютая бабка на них не надышится, красавицами да умницами называет. А ничего в них особенного, девки как девки. Всех заслуг – от стороннего дядьки прижиты, не от нелюбимого зятя.

Тетка Белана тоже Лиха не жалует. Мол, незавидный жених для Марийки. Большой, как медведь, неуклюжий, медлительный. Если дождь, из-под крыши не выгонишь. Что за работник? Права она в чем-то, тетка Белана.

Но с другой стороны, еще как посмотреть. Бабка Заряна – отцова мать – недавно сказала: «А пускай Белка другого жениха своей колдуновне поищет. Набегается-то по селам, ноги до колен сносит. Где найдет смельчака, что готов с колдуном породниться?» Лих не считал себя особо смелым, но Мария не боялся, а Марийку любил.

Вот и ручей, про который толковал колдун. Не широк, не глубок, но быстр и с виду страшно холоден. Наверняка ключи из-под земли бьют, ледяные – бр-р-р. Старый мосток сгнил, провалился; бревнышки мхом поросли.

Лих с тоской огляделся. Огромный дуб не заломаешь, чтобы через ручей перебросить. Пару крепких веток срубить можно было б, да топором не запасся. Подумал дома: жалко будет рубить, как-нибудь переправлюсь. Ага! Вот снимай башмаки да штаны, шлепай вброд. А потом и обратно, уже под дождем.

Он задрал голову: что там туча? В просветах меж кронами виднелось тяжкое серое брюхо чудовища. Вот-вот хлынет.

В одном из просветов показалось черное. Извивалось, тянулось давешнее облако. Уж не дракон ли и впрямь? Никто их не видел; вдруг они как раз такие? Лих шагнул к ближайшему дубу, положил ладонь на чуть теплую, грубую, но родную кору, шепотом обратился к Лесному-Дарящему. Не от всякой напасти убережет владыка, но порой нет-нет да и поможет.

Черное ушло – не видать больше. Вот и ладно. У Лиха есть дело важней, чем пугаться дурных облаков.

Спохватившись, он запоздало поклонился ручью, сказал уважительно:

– Здравствуй, Водяной-Текучий.

Быстрая вода журчала вокруг гнилых бревнышек, неслась меж травянистых бережков. Может, и ответил водный владыка, да Лих не разобрал.

Он разулся, закатал штанины повыше и с башмаками в руке шагнул в прозрачный поток.

Ступни ушли в глинистое дно, глина жадно схватила добычу. Лих пошатнулся, уцепился за гнилое бревнышко, сломал, чуть не грохнулся. Ноги свело острой болью. Охнув, он с трудом вытащил наливающуюся каменной тяжестью ногу из глины, переставил вперед. Перенес вес тела. Снова ухнулся вглубь, взмахнул руками, шлепнул башмаками по воде, окатился холодными брызгами. Гадость! Вперед. Шаг. Еще один. Здесь дно повыше. Рывок – и Лих на берегу. Уф-ф.