Сергей Шкенёв - Николай Негодник

Над Славелем плыл колокольный перезвон множества церквей, созывая народ к вечерне. И никто даже представить не мог, что в кузне на берегу Шолокши творится История. Именно так – История с большой буквы.

Благолепие нарушал лишь легкий матерок волхва-кузнеца:

– Одни убытки от тебя, – ворчал он, чихая от растираемого в порошок древесного угля. – Деньги все на приправы твои чертовы ушли. По улице только ночью пройти можно, копоть уже не смывается. Перед людьми совестно.

– А не перед девками? Завтра баню топи, медведь, а не то блохи заедят. Готово? Перемешивай.

– Да перемешиваю, будь оно неладно. А блох у нас нет, чай, не в Европе живем.

В громадном чане варилось и выпаривалось до нужной кондиции отвратительное даже на вид месиво. На запах оно было еще гаже – селитру так и пришлось добывать у золотарей. В кустах сирени послышалось тихое шевеление и громкое сопение. Следом показалась конопатая физиономия домового-стажера.

– А я вам ужин принес. Не прогоните? – Из объемистого мешка одуряюще пахло жареным мясом и что-то заманчиво булькало.

– Чего уж там, проходи, – Николай попытался придать себе сердитый облик. Но было заметно, что забота домового его тронула. – Можно и перекусить после трудов праведных.

– Точно праведные, – фыркнул Серега в бороду. – Серой навоняли так, что любой дьявольские козни за версту почует. Но покушать можно.

У Тимохи были свои, довольно своеобразные представления о том, как полагается слегка перекусывать. Он сноровисто раскинул на траве белоснежную скатерть и ловкими движениями заправского фокусника начал доставать еду из мешка. Первым на свет появился здоровенный жбан с хмельным медом, вкус которого Коля уже успел оценить достаточно высоко. Почетный караул при нем составили три серебряные фляжки.

– Тридцатилетнее, из погребов самого Папы Римско-Авиньонского.

– Точно не греческое?

– Фуфла не держим!

Далее на скатерть был установлен деревянный поднос с жареным поросенком. В прошлой жизни Николай мог бы недели две им одним питаться. Но в чужой монастырь со своим самоваром не ездят, и потому перебирать харчами не приходилось. А кушанья все прибывали и прибывали.

– У тебя что, мешок безразмерный?

– Нет, – ответил Тимофей. – Обычный – самобраный.

– Какой? – переспросил Коля.

– Да самобраный. Дает все что попросишь, а если не съешь, так браниться начинает. Материться умеет на двунадесяти языках живых, а также в латыни изряден гораздо и арамейском.

– Ладно, убирай своего матерщинника.

– Сам дурак! – буркнул мешок, но сразу же заткнулся. Причем самым буквальным образом – сами собой завязались бантиком тесемки, и уменьшившийся в размерах кормилец запрыгнул к домовому в карман. Через некоторое время сонный голос произнес: – Догоняться вздумаете – будите, мигом организую.

– С понятием товарищ, – одобрил Николай. И вздохнул с ностальгией: – Картошечки бы жареной сейчас.

– Могу, – откликнулся самобраный друг. – Подумаешь, обычное заморское кушанье. Тебе в комплекте или как?

Коля немного подумал и махнул рукой:

– Давай в комплекте.

И не прогадал. В комплект входили громадная сковорода с требуемым продуктом, а также тонко порезанное розовое сало, мелкие, с детский мизинец, соленые огурчики, соленая же селедочка, обложенная кольцами лука и политая подсолнечным маслом, истекающая жиром семга, рыжики величиной не больше пуговицы, квашеная капуста с яблоками и брусникой, и венчала коллекцию литровая бутылка «Смирновской» со льда.

– Мешочек, – неожиданно севшим голосом позвал Шмелёв, – ты где водку взял?

– Не твое дело! – последовал вежливый ответ. – Комплексный обед.

– А может, там пара автоматов Калашникова завалялась?

– Нет, я только по пропитанию работаю. Узкая специализация.

На нет, как говорится, и суда нет. Коля с дрожью в руках хрустнул пробкой и разлил божественную жидкость по чарочкам. Серега настороженно принюхался к незнакомому продукту, резко выдохнул и профессионально выпил, занюхав рукавом.

– А ничего, хорошо пошла. Как наше сгущенное вино, только помягче будет.

– Разбавляют, наверное, – поддакнул Тимоха, но протянул емкость за второй порцией.

А после третьей в мудрую голову волхва пришло озарение:

– Слушай, Николай свет Васильевич, а чего нам самим-то дерьмо выпаривать, которое ты порохом именуешь? Мешок, а мешок, сможешь порох достать? Много?

– А его едят? – донеслось из кармана.