Яна Завацкая: Сильнее смерти

Через секунду Кельм бессильно повалился на землю в параличе. Он не видел, что случилось с ребятами. Облачное тело с трепещущими контурами повисло над ним, сжатое шлингом. А Кельм больше не мог шевельнуться, не мог, как в страшном сне, когда пытаешься бежать, пытаешься напрячься – и не выходит ничего. Перебираешь ногами – и остаёшься на месте. Мозг отчаянно командовал мышцам, но те размякли. Шок отделения. Кельму хотелось кричать, но и этого он не мог. И тогда над ним появились дарайцы.

Кажется, первый раз в жизни он по-настоящему испугался.

Даже в первом бою было не так.

Тогда он мог двигаться, было страшно, но можно было что-то делать. Сейчас мышцы не слушались, а над ним страшной, тяжело дышащей горой нависал вангал. И ботинок с тяжёлой плотной подошвой. Кельм вдруг понял, что сейчас будет… Он зажмурился – это паралич ещё позволял, задержал дыхание. Ждал только одного – куда?

Удар обрушился на рёбра. Слёзы брызнули градом непроизвольно, Кельм закричал беззвучно от невыносимой боли в боку, но посыпались новые удары. Нельзя было свернуться, отползти, защитить хотя бы голову, ничего нельзя, он лежал на земле, беспомощный, растянутый, и его пинали и били прикладами, их было много, и каждый пытался достать проклятого гэйна, дейтрина, дринскую рожу, и очередной приклад своротил Кельму челюсть, а потом наконец затрещала лобная кость и всё погрузилось во тьму.

Во рту пересохло. Тело болело невыносимо. Особенно, отметил Кельм, правая рука. И челюсть справа. Рёбра с обеих сторон, и дышать можно было только поверхностно. Ещё болела голова. Собственно, больно было везде, но некоторые точки прямо горели огнём. И очень хотелось пить. В глазах стояла кровавая пелена, и через некоторое время он понял, что это, собственно, ресницы, они слиплись от крови. За пеленой он видел какой-то свет. Стену. Белую стену. Кафельную белую стену. А с другой стороны доносились невнятные звуки. Лежал он на чём-то твёрдом, похоже, что на полу.

Кельм осторожно повернул голову. Двинул левой рукой. Паралич прошёл, и теперь он мог бы двигаться – если бы не было так больно.

Он увидел Лени. Она сидела затылком к нему. Склонилась над кем-то. Кто-то там ещё лежал. Услышав движение, Лени обернулась к Кельму. Он едва не вскрикнул. Лицо Лени снизу и слева раздулось и потемнело. На правой скуле ссадина, запёкшаяся кровь. Сволочи, кровь плеснула в голову фонтаном, Кельм ощутил подступающую бессильную ярость. Какие сволочи! Он тяжело задышал. Собственные раны не злили. Всё в порядке вещей, а чего он ждал? А вот Лени… Пожалуй, ей досталось меньше, и это уже хорошо. В общем-то, у вангалов нет никаких причин её щадить. В общем-то, всё понятно… И всё равно – убил бы не задумываясь. Лени смотрела на него и чуть улыбалась, слева улыбка была перекошенной.

– Живой? Кель…

Она осторожно оперлась на руки. Ей тоже было больно двигаться. Поползла к нему.

– Там… кто? – спросил он. И тут же сообразил, что Шэм и шехин погибли на его глазах, и это воспоминание плеснуло новой тяжёлой болью.

– Вен, – ответила Лени, хотя он и сам уже понял, – ему плохо… не знаю, выживет ли вообще. Его ещё макой какой-то зацепило. И били.

– Ты-то как? – спросил он. Говорить было трудно, во рту и в глотке всё было сухим и шершавым, как наждак. Лени подползла к нему и легла рядом, на пол.

– Ничего, – сказала она, – мне получше вроде бы, чем вам.

– Здесь воды нет? – спросил он осторожно. Лени приподнялась.

– Не подумала я. Сейчас принесу. Есть.

Она снова поползла. Кельм попробовал следить за ней, но заболела голова. Где-то за его головой зажурчала вода. Значит, кран есть. Через некоторое время Лени вернулась. Принесла пластмассовую плошку с водой. Кельм примерялся так и этак – левой рукой он мог бы взять плошку, но очень трудно было поднимать голову, всё плыло сразу. Лени помогла ему напиться, придерживая голову. Потом отползла к Вену.

– Что… у него? – спросил Кельм. Вода блаженно разливалась внутри.

– Ожог у него, процентов двадцать. Чем-то зацепило… и знаешь, похоже, шок. Побили тоже сильно. А ничего не сделаешь… воду я пыталась вливать. Он без сознания… только молиться осталось.

– Мы в Дарайе, – сказал Кельм. И тут до него наконец дошла вся ситуация.

Они в плену, в Дарайе. Не где-нибудь на полевом пункте, не в руках у вангалов. Они уже в самой Дарайе. Скорее всего, в атрайде.

– Да, мы в атрайде, – подтвердила Лени, – я тоже теряла сознание… но потом, когда нас уже тащили сюда, я поняла. Кель, мне кажется, он умрёт…