Максим Хорсун - Темный дом

Грудь и живот братка покрывали багровые сочащиеся пятна. Большой присвистнул и обескураженно покачал головой.

– Что там? – заволновался Хыча. – Кишки на месте? Ливер на месте?

– Да цел твой чемоданчик! Такая знатная жировая прослойка, ее и пуля не пробьет! – Садовников утешил раненого, как мог. – Сало слегка поджарилось, но дырок нет.

– Больно, блин! – Хыча задрожал в беззвучных рыданиях.

– Да ты – крутой, братан! – попытался ободрить его Большой. – Мы бы сдохли, если бы не ты! Не парься – выберемся!

Дверь затрещала под натиском орды нелюдей. Стало жарко, как в духовке.

– Скучно! Скучно! – причитала с той стороны Ангелина. – Ну как же можно не любить клубнику?!

– Матьматьмать! – вторил ей Гопа.

– Попробуем через окно! – Садовников подхватил Хычину винтовку, по стеночке обошел кружащую в центре столовой аномалию и выстрелил. Стекло лопнуло с сухим хрустом, точно гамбургская вафля. Из сколов хлынула смолянистая дрянь, вроде той, в которую превратилась портьера, закрывающая вход на лестницу в подвал. Проклятый особняк Шимченко поспешно затягивал образовавшуюся в боку рану, запечатывал прореху зловонной липкой лимфой. Было ясно, что этот путь для угодивших в ловушку людей закрыт.

Садовников бросил взгляд на «кровеносную систему». Что-то она напоминала…

– Что наверху? – спросил сталкер.

– Паркетный зал, – ответил Большой.

– Елка?

– Елка, чтоб ее…

Сталкер снова поглядел на пульсирующую энергией неизвестную аномалию. На стенах столовой дрожали пугающие кровавые отсветы.

«Пустила корни, значит… – подумал он. – Вот ты какая – сосна из Зоны. Или то, что притворяется сосной…»

– А что выше? На третьем?

– Комната Витальки, – ответил Большой, странно посмотрев на сталкера.

– Заварили кашу, – проворчал Садовников, поворачиваясь к трещащей двери. – Хыча, идти сможешь?

– Попробую. – Хыча вцепился в плечо Большого и со стоном поднялся. – Дай-ка мне волыну. Оставь себе ружбайку, если че – вместо костыля сгодится.

– Ха-ха-ха, – хмуро ответил Садовников, протягивая братку теплый ПМ рукоятью вперед.

– Что будем делать, командир? – пролаял Большой. На его испачканном сажей лице блистали глаза, наполненные страхом и отчаянной решимостью драться до последнего.

– Стрелять, – ответил Садовников, наводя винтовку на ходящую ходуном баррикаду. – Визжать, бегать туда-сюда… в общем – жить, как в последние минуты. И ни в чем себе не отказывать.

Баррикада поддалась, дверь с грохотом отворилась. Затрещала электрическая дуга. В лицо пахнуло озоном, а потом – тошнотворно – горелой изоляцией. Сталкер увернулся от летящей в него гипсовой Венеры. В дымовой завесе, застлавшей дверной проем, появились силуэты.

– Пошел-пошел-пошел! – закричал Садовников, не уточняя – кто пошел и куда именно. Винтовка громыхнула, выплевывая дробь. Не подкачали и братки: застрекотал «калаш», отрывисто и зло затявкал ПМ.

– Вперед! – Садовников почти в упор снес голову дородной поварихе, вооруженной парой разделочных тесаков. Повариха и тесаки превратились в дым, чтобы меньше чем через минуту снова возродиться в холле.

– Мочи козлов! – заревел Большой.

И Хыча тоже что-то неразборчиво заголосил: было непонятно, то ли он клянет врагов, то ли просто вопит от боли.

Очистив путь, они рванули сквозь огонь и дым вперед. Садовников выпустил последний заряд туда, где, как ему показалось, серебрятся платиновые волосы Ангелины. Пространство разрезали раскаленные плазменные струи, выжигая остатки воздуха. Садовникову каким-то чудом удалось просочиться между двумя огненными молниями. Развернувшись, он подхватил Хычу, давая Большому возможность развернуться и расстрелять остатки магазина.

С лязгом захлопнулась очередная дверь, заскрежетал засов. Садовников с трудом удержался, чтобы не ссыпаться по лестнице, считая задом ступени. Большой и Хыча повалились на задымленной площадке, загремело по цементному полу оружие.

– Где мы? – спросил, кашляя, сталкер. Луч фонаря заметался по обшитым неокрашенным гипсокартоном стенам.

– Это лестница в подвал, – ответил умирающим голосом Хыча.

– Вот те на… – Садовников удивленно осмотрелся. – Лучше поздно, чем никогда…

– Слушай, Костыль. – Большой поднялся на руках. – Почему ты не сказал взять противогазы? Сталкеры в фильме Федора Бормачука были в противогазах! А ты даже не обмолвился!

– Ну потому, что у нас не чертов радиоактивный котел, как в Чернобыле!