Максим Хорсун - Ржавые земли

Они проворонили свое упыриное время. Не поспели ни к трем утра, ни к четырем: заблудились среди болот и дрянных грунтовок Западной области. В Рудинку въехали в половине шестого. А что такое половина шестого в деревне? Да еще в августе? Это значит, что на ногах все – от мала и до велика. Это значит, врасплох не застанешь кого нужно, не сдернешь с печи в исподнем и не зашвырнешь, полуживого от ужаса, на заднее сиденье государственного авто.

Черный ГАЗ-М1 медленно катил по деревне. Натерпевшееся за ночь днище царапали комья твердокаменной грязи. Из-под колес тернового венца советского автомобилестроения шарахались рябые куры. Лаяли и подвывали прозорливые псы: беда, урча мотором, ползла по Рудинке.

Улочки опустели. Дворы и огороды опустели, точно мор прошелся по деревне. На «эмку» глядели сквозь щели в ставнях и щербатых дверях. Глядели и крестились. Крепко прижимали к себе бестолковых шалопаев, что рвались рассмотреть вблизи диковинку – массивное черное авто; голопузым-то было невдомек, что означает прибытие воронка. В то же время перекошенные рты их родителей шептали одно и то же: «Господи, пронеси!»

А недавно в избе-читальне их уверяли, что бога нет!

– Тормози! Вот у той калитки! Ага, здесь!

Краснов выбрался из прокуренного салона. Осмотрелся.

Хозяин уж готов принимать гостей. (Они бы еще к обеду приехали!) Стоит на крыльце высокий старик, большие крестьянские руки на груди сложил. Оделся, умылся, даже, кажется, причесался. Хотя причесывать ему особенно нечего – так, приладил серые клочки вдоль шишковатой лысины. А лицо! Что за лицо! Краснов невольно залюбовался. Теперь понятно, почему ему удавалось скрывать происхождение столь долго – с эдаким-то рылом!

Из воронка вылез Середа. Крякнул, распрямляя затекшую спину. Окинул ухватистым взглядом бывшего пулеметчика соседние дома и, не обнаружив замаскированных огневых точек, тут же закурил дымную папиросу.

Последним из «эмки» вышел Джавад-заде. Всю ночь он продрых, бессовестно пристроив кучерявую голову на плече Середы, и теперь тщетно пытался справиться с зевотой. На человека, из-за которого они полночи тряслись по проселкам, Джавад-заде глядел с откровенной скукой. В машине остался только водитель: Шурик развернул вчерашнюю «Правду», надел кругленькие очки и погрузился в скупую эстетику отчетов по пятилетке.

Краснов откинул легкую калитку. Двинул уверенным шагом через заросший лопухами да спорышом двор. Из-за угла дома наперерез старшему следователю кинулась дворняга – хвост бубликом. Защелкала зубами, а затем заверещала и метнулась под крыльцо, едва не заработав под брюхо крепким сапогом.

– Говорите громче, я слышу худо! – предупредил хозяин сварливым голосом.

– Подзаборный? Павел Павлович? – Старший следователь уже поднимался по ступеням.

– Так точно, – ответил хозяин. – Пал Палыч.

– Середа! – бросил, не оборачиваясь, Краснов. – Дуй за соседями! – Он шагнул вперед, тесня Подзаборного в сени. – В доме кто-то еще есть?

– Никак нет! – Подзаборный послушно пятился. Краснов заметил, что пальцы на левой руке старика неестественно коротки – шашкой, что ли, подровняли? – Я сам живу.

– Джавад!

Но Джавад-заде уже просочился между ними, растворился в коричневой тени за спиной хозяина. Он знал свое дело. Сразу же послышался звон посуды и бряцанье падающих на пол вещей.

– Что же это вы… – опешил Подзаборный. – Сразу крушить. Вы б сказали, чего ищите, я бы, может… может, говорю…

– Молчи! – коротко бросил Краснов. Он еще не успел определиться, как вести себя с этим человеком. Товарищ Блад приказал доставить Подзаборного П. П. в Управление целым и невредимым. Гражданин Подзаборный П. П. не очень-то походил на тех, кого Краснову доводилось брать в оборот по пятьдесят восьмой статье. Первая мысль, которая пришла в голову старшему следователю, казалась невероятной. Неужели перед ним настоящий шпион, враг советского народа, вредитель и сволочь? Ведь не ради красного словца товарищ Блад предупреждал громким шепотом – делом этим заинтересовались в самой Москве.

Не так прост старик, как просто и постно его рыло свинопаса. Вроде смирный и даже напуганный, но нос держи по ветру! В УНКВД после убийства товарища Кирова чистки идут такие, что мама – не горюй! Что-то реформируют, а затем – перереформируют, начальство меняется с пугающей быстротой: из кабинета с кожаным креслом – на этап и в Заполярье. Дашь маху, и сам по пятьдесят восьмой отправишься мерзлоту ковырять или вовсе подопрешь стенку. Хотя у них в Западной области даже к стенке не ставят. У них для этого есть Катынский лес, а в нем – урочище Козьи Гόры, где каждый день звучат выстрелы и каркают вороны.