Карл Шрёдер - Синхромир

Тоби оглянулся и увидел, что оранжевые полосы света образуют над городом мерцающий купол и лишь отражаются в ползущих за горизонт тучах. А дальше – кромешный мрак.

– Мы не можем согревать всю планету, – объяснил Эммонд. – Прежде всего, это потребует сумасшедшего количества энергии. Мы же не в Лазерных пустошах. К тому же, если мы сделаем это, растают горы. Растворятся континенты. Ведь они, увы, состоят изо льда. Поэтому мы согреваем лишь города, в которых зимуем. Но и это становится причиной чудовищных бурь.

Дорога исчезла. Машина летела над сугробами, вздымая белые искристые столбы снега. Опустившиеся ещё ниже облака кое-где закручивались в смерчи. Метель вскоре скрыла все вокруг.

– Но в городе же нет снега, – удивился Тоби.

– Он даже не подлетает к жилой зоне. Это же углекислый газ с небольшой примесью азота.

Теперь Тоби понимал, что за потёки белой краски увидел из космоса: за них он принял лютые снежные метели. Парень даже усмехнулся. Персея обернулась посмотреть, что его так рассмешило.

– Впечатляет? Я и сама, когда только прибыла сюда, не могла поверить в то, что такие бури вообще возможны.

Постепенно шторм утихал. Тоби увидел уходящий в небо столб смерча, расцвеченного вспышками молний и яростными оранжевыми отблесками.

– Вы говорили, что спали двадцать лет. Сколько же вы бодрствуете?

– Ты вышел на орбиту Лоудауна два десятка лет назад. Наша гибернация длится тридцать лет, затем мы бодрствуем в течение месяца. Это называется «оборот».

– Месяц? – протянул Тоби недоверчиво. – Но… это просто смешно!

– Здесь важно соотношение времени сна к периоду бодрствования, – объяснил Эммонд. – Можно использовать любое: пять к одному, два к одному, сотня к одному. Мы используем триста шестьдесят к одному.

– Но зачем? Неужели так долго приходится восстанавливаться после сезона бурь?

– Логичное предположение. Но неверное. Дело в том, что не только Лоудаун использует такое отношение в обороте, – но ещё семьдесят с лишним тысяч миров.

– И почти все они, – добавила Персея, – подобны этой, бродячие планеты дрейфуют в космосе между Землёй и Альфой Центавра.

Перед тем как отправиться на Седну, Тоби прошёл ускоренный курс астрономии и знал, что межзвёздное пространство – не пустота. На каждую звезду в галактике приходится сотня тысяч бродячих планет. Большинство подобны Седне и Лоудауну, но некоторые, самые большие, хранят тепло миллиарды лет с самого своего рождения. Под толстым одеялом атмосферы на них есть вулканы и моря. Такие планеты лишены солнца, невозможно одиноки – но и на этих древних бродягах может существовать жизнь.

Получается, что все они включаются и отключаются, словно фонарики? И все – по одному расписанию?

– Зачем? Это же безумие! – воскликнул Тоби. – Да и к чему вам такое? Проснуться, жить всего месяц, а потом замёрзнуть на годы …

Облака расступились, открывая россыпи звёзд над чёрной равниной. Знакомые созвездия. Значит, эта планета находится не более чем в паре световых лет от Земли. Или даже меньше, если его спасители говорят правду.

– Причины две, – сказал Эммонд и приказал водителю остановиться.

Они оказались на вершине холма. Сверху стала видна освещенная прожекторами равнина и работающая на ней техника, вгрызающаяся в почву. Вдалеке горели окна каких-то зданий, наверное фабрики.

– Если бы мы не уходили в спячку, то очень скоро истощили бы наши маленькие планеты. Это – причина номер один. Мы живём как цветы в земной Арктике: спим долгой зимой, растём быстро и кратко. Раз получается у них – то получится и у нас. А вторая причин …

Ладонь Персеи легла на его руку.

Тоби уже не слушал, полумёртвый от навалившейся вдруг усталости и отчаяния. Столько лет! Вся его жизнь прошла мимо него.

– Договорим в следующий раз, – сказал Эммонд.

Назад они ехали молча.

Оранжевое зарево над городом погасло, а когда включилось снова, Тоби лежал в своей роскошной постели и думал о том, как все-таки этот оранжевый свет похож на земные закаты и рассветы. Как же хочется увидеть их снова!

Ему вспомнился вечер в родительском саду. Он стоял тогда на террасе, глядя на черепичные крыши соседских домов за густыми кронами деревьев. Этот островок благоденствия окружал забор из железных прутьев. Несколько минут назад автомобиль отца проскользнул в ворота сквозь озлобленную толпу и облака слезоточивого газа. Хорошо – папа в безопасности. А если бунтовщики ворвутся? Мама, конечно, твердила, что это невозможно. Но вдруг?