Дэн Уэллс - Фрагменты

– Конечно, он профессионал, – ответила Зочи. – Его же Сеть и готовила.

– Похоже на круг в доказательстве, – заметила Изольда.

– Уэйст был частью Сети, – объяснил Хару. – Он был их представителем в Совете. Если ты думаешь, что солдат способен убить другого солдата, то плохо же ты знаешь солдат. Они становятся ужасно злопамятными, когда нападают на одного из них, и не спустили бы дело на тормозах, а просто линчевали бы бедолагу.

– А я о том и говорю, – не унималась Зочи. – Что бы там еще Уэйст ни делал, он хладнокровно убил солдата – может, не лично, но отдал приказ. Распорядился убить своего подчиненного. Сеть ни за что не позволила бы ему так легко отделаться, ты сам сказал: они бы выследили и линчевали бы его. Новый сенатор от Сети, Вульф или как там его, – Изольда говорит, он чуть не криком кричал, требуя смертной казни. И вот, не добившись своего в суде, они просто перешли к плану Б.

– Или, что более вероятно, – сказал Хару, – все было так, как говорит Сеть: это попытка устранить Вульфа, или Товара, или кого-то еще. Кого-то из действующих сенаторов. Зачем убивать приговоренного преступника?

– Так снайпер просто промазал? – съязвила Зочи. – Этот невероятный супер-пуперпрофессионал, ушедший от преследования всей Сетью, так дерьмово стреляет, что целил в одного сенатора, а попал в другого? Слушай, Хару, ты уж реши: он либо профи, либо нет.

Маркус всегда старался избегать подобных споров, «подобных» – в смысле «любых споров с Хару», – по причине их бесплодности. Он сам видел, как действовали (или бездействовали) солдаты во время нападения, и по-прежнему не мог понять, было ли это заговором или нет. Один пытался оттащить его от Уэйста, но для чего: чтобы спасти Маркуса или чтобы не дать ему помочь несчастному? Сенатора Вульфа нападение задело за живое, убийство заключенного стало для него чуть ли не личным оскорблением, но был ли он искренен или всего лишь ловко разыграл спектакль?

Хару и Зочи спорили со страстью, но оба слишком легко кидались в крайности; по опыту Маркуса, они будут спорить и спорить часами, а то и днями. Махнув на них рукой, он повернулся к Мэдисон и Изольде, ворковавшим над дочкой Мэдисон, Арвен.

Арвен была чудом: первым ребенком за почти двенадцать лет, излечившимся от РМ-вируса благодаря лекарству Киры, самореплицирующемуся в ее крови. Сейчас девочка спала на руках Мэдисон, туго спеленутая флисовым одеялом, пока Мэдисон негромко разговаривала с Изольдой о работе и беременности. Сэнди, персональная медсестра Арвен, тихо сидела в уголке: чудо-дитя было слишком ценным, чтобы оставлять его без непрерывного медицинского наблюдения, так что Сэнди повсюду сопровождала мать и дочь, хотя так и не стала частью их компании. Их свита пополнилась и другими: чтобы защитить ребенка, Сенат приставил к ним пару телохранителей. А после того, как сумасшедшая – мать десяти мертвых детей – попыталась похитить Арвен в первый же день, когда Мэдисон пошла с ней на рынок, охрану удвоили, а Хару восстановили в армии. Сегодня вечером один охранник дежурил во дворе перед домом, а второй – за ним. Рация на поясе Хару негромко чирикала каждый раз, как кто-нибудь из них выходил на связь.

– Есть подвижки? – спросила Мэдисон, вырвав Маркуса из задумчивости.

– Что?

– С лекарством, – уточнила она, – Есть подвижки с лекарством?

Он нахмурился, взглянув на Изольду, и покачал головой:

– Ничего. Нам показалось, мы совершили прорыв, пару дней назад, но выяснилось, что группа Д уже так пробовала. Тупик. – Он снова нахмурился от выбранного самим же слова, хотя теперь смог заставить себя не покоситься на Изольду; пусть это замечание отягощает его совесть, но не стоит привлекать к нему дополнительное внимание.

Изольда опустила глаза, поглаживая животик, как Мэдисон до нее. Маркус старался изо всех сил – все в его группе старались, – но пока они ни на шаг не приблизились к синтезу лекарства от РМ. Кира выяснила, что служит лекарством, и смогла добыть его образец у партиалов на материке, но наладить собственное производство Маркус и другие врачи по-прежнему не могли.

– Еще один умер в эти выходные, – тихо проговорила Изольда, посмотрев на Сэнди; та печально кивнула, подтверждая. Изольда помедлила, держа руку на животе, потом повернулась к Маркусу:

– Их теперь даже больше – Закон Надежды отменен, больше никого не принуждают беременеть, но их стало больше, чем раньше. Все хотят иметь детей, рассчитывая, что вы найдете способ производства лекарства к тому времени, как подойдет срок. – Она отвернулась. – Так странно: мы в Сенате всегда говорили «младенцы» – тогда, еще до лекарства, – словно прятались от слова «ребенок». Когда все, что мы получали, были отчеты о смерти, нам не хотелось думать о них как о детях, малышах, как о чем-то, кроме образцов в неудавшемся эксперименте. Теперь же, когда у меня… ну, в общем, когда я… сама ношу своего растущего человечка в животе, все иначе. Я не могу думать о нем иначе, как о своем ребенке.