Артем Тихомиров: Война призраков

Дэррнам нужно изгнать из головы все фантомы и изменить свою жизнь. Пока не поздно.

Небо над горами становится отвратительно низким, каким-то влажно-скользким на вид. Облакам упираются в вершины скал, скрадывая небосвод. Солнце исчезло.

Тьма надвинулась вплотную.

Зима и холод.

Время на исходе.

Я это чувствую.

…За те несколько минут, в течение которых он общался с «призраком», Ресел ГанГи постарел лет на десять — у старого вояки не было причин не доверять своим ощущениям. Особенно перед смертью.

Окружающая реальность предстала перед адмиралом во всех своих безжалостных деталях.

Ресел трясся. Шаари — для него это уже слишком…

«Ублюдочный Советник… под какой монастырь ты подвел меня?»

Лакиш не спал несколько дней, и его разум сейчас готов был дать трещину. Страх — все, чем он был в тот момент. Изнутри рвалось нечто темное, холодной, визжащее. Адмирал с трудом удерживал это на привязи.

«Я выдаю ей тайны, за которыми стоит национальная безопасность Таглианы! О Великий Дух Доа, пощади!»

Его плеча коснулась мягкая рука — хвала космосу, не меч! — и шаари тихо спросила:

— Есть то, что ты утаил?

Ее голос обволакивал сознание, проникал глубоко, гипнотизировал. Ресел не мог сопротивляться, даже если захотел бы.

— Нет! Их миссия была тайной. Знать было положено лишь мне и моему ординарцу.

— Я могу определить, когда ты врешь, — сообщила «призрак».

Коммуникатор на столе адмирала продолжал выдавать звуковые сообщения и пиликал на разные лады, будто возмущаясь. Голограммы вспыхивали и гасли — Ресел отвел взгляд, всерьез подозревая, что видит галлюцинации. Где-то шли бои, штаб работал в авральном режиме, координируя действия соединений, вытесняющих башнагов на север, но адмирал на все это мог смотреть лишь со стороны.

Шаари напомнила о себе еще одним прикосновением, оно было почти ласковым, когда ее ладонь проскользнула по влажной от пота щеке старого вояки.

— Дай слово, что ты ничего не утаил.

У Ресела внутри что-то оборвалось, он закрыл глаза, точно испуганный ребенок, попавший в темную комнату.

— Даю. Ничего…

«Если сюда кто-нибудь войдет, меня убьют!»

ГанГи молился Доа, чтобы этого не случилось, хотя до сегодняшнего дня не верил ни в какую религиозную чепуху.

Он воевал, был в переделках, о которых не мог не вспоминать с содроганием и мог позволить себе с презрением думать о смерти.

Но не сейчас.

Эти минуты растянулись на века ужаса…

— Хорошо.

Невидимая женщина, контуры фигуры которой в сумерках офиса можно было различить с большим трудом, выскользнула из-за кресла адмирала и обогнула стол.

Ресел таращился перед собой, его нижняя губа, влажная как слизняк, отвисла, глаза вылезли из орбит.

— Вы убьете меня? Вы не оставляете свидетелей?

Шаари стояла неподвижно, казалось, полностью растворилась в воздухе. Но лакиш знал, что она здесь.

— Обычно — да. — И добавила, немного подождав: — Ты останешься жить. Настало время что-то поменять…

Ресел открыл рот и спросил:

— Что?

Из пересохшего горла не вырвалось ни звука, лакиш закашлялся и кресло под ним заскрипело.

Из коммуникатора раздавался настойчивый сигнал. Вызывали из Генерального Штаба — ответа Ресела ждали высокие армейские чины за сотни световых лет от Клебры, те самые, с которыми адмирал едва не ругался несколько минут назад, когда требовал еще подкреплений. Золотопогонники, сроду не нюхавшие пороха, решили почему-то именно сейчас задать адмиралу пару вопросов. Губы лакиша разъехались в кривой усмешке, он с трудом удержал истерически смех.

«Нашли время. А может, дать шаари с ними поговорить? Пусть скажет, что я немного занят… вроде бы умирают от страха…»

ГанГи до боли закусил нижнюю губу, и накативший приступ безумного веселья прошел. Он снова уставился туда, где должна была стоять убийца. Лакиш не был уверен, что она до сих пор там.

— Значит, — осторожно пролепетал он, — я буду жить…

— Да. О нашем разговоре — ни слова.

В тот самый момент дверь распахнулась, и на пороге появился ординарец адмирала. Капитан Окл Фиид вошел в офис командующего с планшетом в руке, на котором просматривал какие-то данные.

Ресел окаменел, ожидая смертельного удара. В этот момент кому-то в этом помещении нужно было умереть — адмирал мог поклясться, что прав.