Рэй Олдридж - Император мира

— Идем, — резко бросил он и повел их к выходу.

Только когда они вышли в открытое море и пики небоскребов Моревейника стали постепенно исчезать за горизонтом, Руиз начал верить, что они избежали страшной участи. Кажется, побег удался. Старая баржа шла довольно уверенно. Ветер дул с суши, и пока они пребывали в относительно спокойных водах. Потом, конечно, станет хуже.

Публий распластался на импровизированной постели, то бредя, то впадая в прострацию. У остальных уже началась морская болезнь, поэтому им приходилось проводить большую часть времени, свесившись через поручни в попытке вывернуть наизнанку пустые желудки.

Жизнь и воспитание в мире, где большую часть пространства занимала пустыня, не подготовили их к тяготам океанского путешествия. Окруженный запахом рвоты и вонью от воспалившихся ран Публия, Руиз и сам начал ощущать, что его временами мутит.

Жертвующие по большей части тоже пребывали не в лучшей форме. Руиз слышал, как матросы покрикивали на них, когда на одном борту скапливалось слишком много народу, что грозило перевернуть баржу. Командные окрики и бульканье выворачиваемых желудков перекрывались свистом нейронных бичей, которыми моряки сгоняли больных паломников обратно на твиндек.

Белые одеяния сектантов уже не сияли белизной, но фанатизм нисколько не уменьшился. Те, что поздоровее, распевали гимны, превозносящие величие и благородство самоубийства, или расхаживали по палубе, громко цитируя священные книги. Как ни отмахивался Руиз от попыток вовлечь его в эту религиозную лихорадку, правоверные не отставали. В какой-то момент ему даже пришло в голову, что муки плавания являются одной из причин, по которым Жертвующие ищут избавления в мясницких лабораториях Лезвий.

Агент еще не успел раскрыть фараонцам подоплеку событий, приключившихся с ними в Моревейнике, и Низа продолжала общаться с ним подчеркнуто формально.

Усталость и истощение заставляли его чувствовать себя неуклюжим, он боялся случайно сказать или сделать что-нибудь не то. А больше всего он боялся, что она не поймет его вне зависимости оттого, что он скажет. Поэтому предводитель все откладывал и откладывал объяснение, но никто, даже Дольмаэро, у него этих объяснений и не требовал.

Публий внезапно проснулся и принялся размахивать руками.

— Император мира! — завопил он. Мира! — Из груди его вырвался судорожный вздох. — Руиз? — Голос умирающего вдруг сделался удивительно ясным и разумным. — Руиз, я знаю кое-что, чего не знаешь ты. Хочешь, скажу?

— Валяй, — ответил Руиз.

Он уповал только на то, что создатель монстров не начнет вопить. Это не вписывалось в роль смиренных Жертвующих, которые направляются к священным чертогам самоубийства. Уж если Публий принимался вопить, то делал это отнюдь не скромно и униженно…

— Ха! Ты ведь даже не спросил меня про мою тайну. А придет время, когда ты об этом пожалеешь, все пожалеют. Но я не открою тебе свою Великую Тайну. Ты сам скоро все про нее узнаешь, все узнают. Лицо раненого осветилось прежним злорадством. Я доверю тебе Малую Тайну, а ты взамен будешь хорошим мальчиком и принесешь мне прилипалу или по крайней мере попить.

— Нет, — отрезал Руиз.

— Ладно, — согласился Публий. — Я все равно скажу. Почему бы и нет в конце концов? Мой Юбере, прежде чем ты его убил… он как раз рассказывал мне, что один из твоих рабов побывал у геншей.

Руиза затошнило всерьез. Он вздрогнул, но голос его прозвучал совершенно равнодушно:

— Естественно, император Публий. Который?

Губы умирающего разъехались в кошмарной пародии на улыбку.

— В этом-то и заключается самое смешное, Руиз. Ты убил его прежде, чем я успел это выяснить. Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха! — Тут он снова потерял сознание.

«Нет, — подумал Руиз. — Это явное вранье. Просто очередная хитрость Публия, единственный оставшийся способ отомстить». Конечно, фальшивый Юбере мог получить такие сведения от своих служащих за время, прошедшее между моментом, когда агент условной фразой вернул ему волю, и их прибытием в крепость. Но зачем ему было сообщать об этом хозяину?

Нет, это почти наверняка ложь.

Утром третьего дня Публий умер. У Руиза это событие вызвало приступ раздражения, поскольку он рассчитывал использовать влияние покойного среди Лезвий Нампа с целью максимально упростить им побег с Суука.

Но когда беглец перекатил тело через поручни и отправил в океан, самым сильным его чувством было облегчение.