Дорога осветилась. Из-за поворота выскочил, мигая огнями спецсигналов, полицейский автомобиль. За ним, почти сразу, завывая сиренами, вылетели ещё два. Проехали тентованый грузовик и чёрно-хромированый джип.
— Ну скажи, Миша, — зевая, попросил Маралов. — Скажи…
— Что?
— Твои волшебные слова.
— Какие, Николаич?
— «Твою мать» или «мать ихнюю». На выбор.
— Мать ихнюю, — сказал Шпарин.
— Не откроется. Расписания нет. Будем ждать, когда сцапают?
Шпарин выпрыгнул из джипа.
— Идите сюда! — крикнул он от указателя.
— Покрасили, — Маралов поковырял ногтем белую краску.
— Ночью?
— Ни один прохфессор не объяснит, как оно происходит, — сказал Додоня и пнул столб.
— Поехали, налбандинцы и полбогребцы, — сказал Шпарин. — На Боровск, Петя!
* * *
Утро застало грязно-серый джип на лугу у пустынной дороги. Металлические опоры ЛЭП прыгали через серую бетонку и ныряли в широкую просеку. Просека вела к горе. На вершине горы сидела плотная черная туча.
В машине спала троица беглецов из одной реальности в другую.
Додоня, подложив под щеку сложенные ладони, сладко посапывал на переднем сиденье. Шпарин, согнув ноги, скрестив руки на груди, спал на заднем, на спине, положив голову Маралову на колени. Маралов в перепачканном розовом костюме сидел, привалясь к двери автомобиля, и чутко дремал. Изредка всхрапывал и, просыпаясь от собственного храпа, с негодованием смотрел на голову Шпарина.
— Привал закончен, — объявил Шпарин, просыпаясь от очередной горловой трели, выданной Мараловым. — Подъём!
— Оправляемся, споласкиваем физиономии, коротко перекусываем и в путь. Прошу обратить внимание на дорогу. Она пуста. О чём это нам говорит?
— О том, что мы нырнули не в ту щель.
— Или в ту.
— Все ноги, Миша, отсидел!
— Интересно, как я их мог отсидеть, если я на них лежал? — Шпарин потряс головой, отгоняя остатки сна.
Додоня достал из багажника пакет с рулоном туалетной бумаги, мылом в зелёной мыльнице и махровым зелёным банным полотенцем.
— По кустам, парни, — сказал Шпарин. — Друг друга из вида не выпускать.
Поочередно они сбегали до леса.
Додоня вытащил канистру, плеснул тонкой струйкой в протянутые ладони Маралова и обильно полил голую спину Шпарина.
— Ух… хорошо-оо!.. — закричал Шпарин, расплескивая руками воду по телу. — Ух, хорошо-о… Лей, не жалей!…
— У тебя кроме старых дырок в спине, шрамчик на животе, как от ножа, — сказал Маралов, рассматривая Шпарина. — Гвардеец, ты наш, невидимого фронта.
— А царапки? — Шпарин потрогал щеку и заглянул в боковое зеркало джипа.
— Царапки на месте. А каково это, Миша, ощущать себя разными людьми?
— А тебе?
— А я не ощущаю.
— И я не ощущаю. Больше того — никакой неприязни ни к себе, ни к «дубликатам». И предвосхищу возможный следующий вопрос… О женщинах… О моих и не моих. Никаких угрызений. Не осознал ещё. Слишком все быстро движется… Дай полотенце!
— Не побрезгуйте, Сергей Николаич, на слугу побрызгать, — закончив обливать Шпарина, попросил Додоня.
— Да и не побрезгую, — сказал Маралов, принимая канистру. — Миша, ты заметил — утро раннее, а росы нет.
— Её и в самом начале не было, — Шпарин понюхал чёрную рубашку, надел, и потянулся к чёрному пиджаку лежащему на сиденье. — В самом начале. Но тогда этот важный момент я пропустил.
Закончив обмывку Додоня полез в багажник, расстелил на траве уже не совсем белое полотенце с красными петухами, открыл банки с тушенкой, вывалил содержимое на серебряное блюдо, нарезал батон и выдал серебряные ложки.
— На на этой скатерти-самобранке питаться не буду, — заявил Маралов. — Ты, Петя, еще бы портянки постелил.
— У нас в армии портянок нету, — с обидой произнес Додоня. — Мы носки носим.
— Не хотите, как хотите, — сказал Шпарин. — Нам больше достанется. Посему — верните ложку.
— Двумя есть будешь? — зловредно спросил Маралов, быстро проникая ложкой вглубь горки тушенки на блюде.
— Хотите расскажу историю? — спросил Додоня безразличным тоном. — Про случай на Базе. Настоящий ужас.
— После завтрака, — сказал Шпарин. — А сейчас кушаем и кушаем молча. Потом Петя поделится ужасом.
Завтрак прошел в сосредоточенном молчании и завершился горячим чаем из термоса разлитым в граненые стаканы.
— Приступим к ужасу, — объявил Шпарин после завтрака и кивнул Додоне. — Начинай.
— Значит, про случай…
Додоня сделал важное лицо и несколько минут в подробностях рассказывал о возникникшей однажды над лесом невероятно высокой и ослепительно белой пирамиде. По словам Додони при появлении пирамиды раздался тошнотворный хруст, затем гул, перешедший в свист. Свист сбил листву с деревьев, поразбивал множество окон и повалил всех наблюдающих за пирамидой на землю. Пирамида раскалилась до-красна, разбухла, лопнула, и разлетелась на мелкие кусочки.
Читать дальше