Там он снабдил ее несколькими шиллингами и посоветовал обратиться за помощью к другим обездоленным женщинам, а их в округе было немало. Кузен по имени Аллистер, на самом деле приходившийся моей матери седьмой водой на киселе, к счастью, был достаточно богат. Он взял ее на работу на свою фабрику по производству бумаги, находившуюся в Эдинбурге. Однако живот рос, а сил у матери оставалось все меньше, и в какой-то момент, когда стало ясно, что она не в состоянии справляться со своими обязанностями, на ее место взяли другую девушку. В отчаянии мать написала моему родному отцу, но письмо было перехвачено и уничтожено моей бдительной бабкой. В результате в канун нового, 1919 года, истратив последние гроши, мать купила билет на поезд, идущий из Эдинбурга в Ньюкасл. В дороге у нее начались роды.
Свидетелями моего появления на свет в женском туалете на станции Берика-на-Твиде были профсоюзный активист Дуглас Крэннич и его жена Пруденс. Впоследствии мне рассказали, что начальник станции, заложив руки за спину, стоял, сурово насупившись, в шапке, покрытой снегом, перед дверью туалета, не пуская туда ничего не подозревавших женщин. Время было позднее, день праздничный, так что никого из врачей в местной больнице не оказалось. Медик появился только через три часа, но было поздно. К этому времени кровь на полу уже загустела и запеклась. Моя мать была мертва. Пруденс Крэннич держала меня на руках. О смерти матери я знаю только со слов Дугласа. Как я понял, она просто истекла кровью. Ее похоронили на местном кладбище под могильной плитой с надписью: «Лиза, умерла 1 января 1919 года. Да упокоится ее душа с миром». Только когда могильщик спросил, как звали усопшую, миссис Крэннич вспомнила, что даже не успела спросить у моей матери ее фамилию.
Далее последовало обсуждение вопроса, как быть с внезапно осиротевшим малышом, то есть со мной. Полагаю, миссис Крэннич испытывала сильное желание оставить меня у себя, но финансовое положение ее семьи не позволяло ей этого сделать. Кроме того, этому помешало то, что мистер Крэннич предпочел в данном случае следовать букве закона. У малыша есть отец, воскликнул он, и у него как у отца есть права на ребенка. Впрочем, это заявление было бы начисто лишено практического смысла, если бы у матери не было с собой адреса человека, которому вскоре предстояло стать моим приемным отцом, – Патрика Огаста. Вероятно, мать сохранила его в надежде, что Патрик поможет ей встретиться с моим биологическим отцом, Рори Халном. Были наведены справки по поводу того, является ли Патрик Огаст моим родителем. Это вызвало в округе большой переполох, поскольку тот уже давно был женат на Харриет, женщине, которая в итоге стала моей приемной матерью, и детей у супругов не было. Их бездетный брак в захолустном местечке, где табу на использование презервативов продолжало существовать даже в начале 70-х годов XX века, всегда был темой весьма оживленных дискуссий. Теперь же шум поднялся такой, что в скором времени он достиг ушей обитателей усадьбы Халн-Холл, где в то время проживали моя бабка Констанс, две мои тетки – Виктория и Александра, моя кузина Клемент и Лидия, несчастная жена моего отца. Как я полагаю, моя бабка сразу же догадалась, чей я сын и каковы были обстоятельства моего появления на свет, но не захотела взять на себя заботы обо мне. Это сделала Александра, более молодая из моих теток, которая проявила больше благоразумия и сострадания ко мне, чем все мои остальные родственники вместе взятые. Поняв, что если будет установлено имя моей покойной матери, жители округи сразу же поймут, чей я сын, она сделала Патрику и Харриет Огаст предложение. Суть его сводилась к следующему: если они согласятся усыновить и воспитать меня, она, Александра, позаботится о том, чтобы Патрик и Харриет ежемесячно получали сумму, которая с лихвой покроет все их расходы, связанные с появлением в их семье ребенка. Кроме того, она пообещала, что, когда я вырасту, обеспечит мне вполне приличное безбедное будущее. Сделку следовало зафиксировать подписанием соответствующих бумаг – как со стороны супругов Огаст, так и со стороны семьи Халн.
Патрик и Харриет, посовещавшись некоторое время, согласились. Они воспитали меня как своего сына, и только после того, как началась моя вторая жизнь, я начал понимать, кто я и откуда.
Говорят, что те, чья жизнь идет по кругу, проходят три стадии – неприятия, исследования и примирения.
Разумеется, это очень широкие понятия, за которыми может скрываться множество нюансов. Неприятие, например, может подразумевать множество стереотипных реакций – таких как истерики, отчаяние, сумасшествие и даже самоубийство. Я, как и почти все калачакра, в своих ранних жизнях испытал на себе почти все эти разновидности восприятия своей сущности, и воспоминания о них все еще таятся где-то внутри меня, словно вирус, живущий в организме даже после того, как вызванное им заболевание полностью прошло.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу