Юрий Корчевский - Знахарь из будущего. Придворный лекарь царя

– Софья, ты иди, отдохни, – обратился к травнице Никита. – Мха мне оставь. Если повязка промокнет, запас мха нужен. За помощь спасибо.

Теперь Никита остался с пациентом один на один. Вымыв руки, он сменил забрызганную кровью рубашку. Эх, одноразовое операционное белье сюда бы или хотя бы клеенчатый фартук. А то ведь не настираешься, никаких рубах не хватит.

Князь постанывал, то впадая в сон, то приходя в себя. Таким пациентам обычно несколько дней кололи обезболивающие, да где их взять? А потчевать князя дурман-травой Никита боялся.

Устал он сегодня, на нервах несколько часов жил. Ни черта ведь ничего нет. Это счастье, что князь на столе не умер. Теперь – выходить!

Никита улегся на соседнюю кровать. Периодически поглядывая на князя, он протягивал к нему свою руку и проверял пульс. Пульс частил немного, но наполнение было хорошее. Сердце у князя еще вполне, должен выкарабкаться. Уже ночью лоб ему пощупал – немного горячий. Зная, что у князя после операции и после эфира во рту сохло, дал ему тряпицу, смоченную водой – пососать. А поить нельзя. И каждый час вставал, губы князю мочил.

– Пить хочу! – прошептал тот.

– Терпи, князь, нельзя тебе пока пить. Через три дня вволю напьешься. А сейчас только тряпицу сосать, ты уж не обижайся. Чувствуешь себя лучше?

– Болит.

– Чего же ты хотел? Я у тебя в животе ножом ковырялся. Палец обрежешь – и то несколько дней болит, а тут живот. Камней у тебя в желчном пузыре полно было, воспаление. Промедлили бы еще немного – и все, конец.

– Благодарствую.

Князь забылся в тяжелом сне. Прикорнул и Никита. Но как только князь стонал, он просыпался, щупал пульс, слушал дыхание.

Ночь тянулась долго.

Утром пришла Софья.

– Как тут у вас дела?

– Не сглазить бы, но пока нормально.

– Я кашки принесла, теплая еще.

– Князю нельзя, а я съем.

Никита вчера не обедал и не ужинал, и потому отчаянно хотел есть. Он ушел на кухню и там умял котелок каши. При князе есть неудобно, дразнить только.

Не успел он доесть, как заявились бояре.

– Как здоровье Семена Афанасьевича?

– Так князя зовут, надо полагать?

– Неуж не знаешь? Ну и глухомань у вас!

– Носы-то не задирайте…

– Как здоровье князя?

– Жив. Поглядеть на него можете, но не разговаривайте, слаб он еще.

Бояре, стараясь не топать сапогами, прошли к кровати князя, поклонились. Князь, услышав рядом движение, открыл глаза:

– У меня все в порядке, уже и болит меньше.

Никита про себя подумал, что князь кривил душой – болеть еще должно сильно.

– Ты только скажи, Семен Афанасьевич, что тебе надобно? Вмиг доставим.

– Пить хочу и есть хочу, а лекарь не дозволяет, говорит – нельзя.

– Сейчас мы с ним поговорим.

Оба боярина пришли на кухню. В этот момент Никита облизывал ложку, доедая кашу.

– Ты что же, лекарь, сам ешь, а князя голодом уморить хочешь? – возмутился один боярин.

– Нельзя ему есть – даже пить нельзя, только губы смочить. Когда можно будет, я скажу.

У бояр пыл маленько остыл.

– Дня через три ему бульон куриный можно будет, а дальше – поглядим.

– А ехать когда можно?

– Думаю, не раньше, чем через седмицу. И то, если возможность есть, на корабле, в карете трясти сильно будет. Для князя это плохо.

Бояре переглянулись, и один другому сказал:

– Надо корабль арендовать. Я займусь, а ты с кучером карету в Москву гони. Как раз доберешься к прибытию корабля, князя-то домой везти надо будет.

Бояре ушли. Никита приема в этот день не вел, чтобы покой князя не нарушить. Сделал аккуратно перевязку. Рана подмокала немного, но так и должно было быть. Он подсыпал на рану сушеного мха.

Три дня Никита не отходил от князя ни днем ни ночью – как мать от постели больного младенца. У князя немного поднялась температура, и Никита обеспокоился, но виду не подал. К четвертому дню температура нормализовалась.

Один из оставшихся бояр, Михаил, поинтересовался:

– Что князю принести? Ты обещал, что поить-кормить можно будет.

– Неси куриный бульон. А завтра уже можно будет жиденькой каши, только не пшенной, и немного вареной рыбы – только не жирной.

– Все сделаю, как велишь.

Боярин вернулся с половым из ближайшей харчевни. Тот нес глиняный горшок, закутанный в большое льняное полотенце, чтобы варево не остыло.

– Зачем так много? – удивился Никита. – Нельзя сразу столько!

– Эка беда, сами выпьем.

Когда с горшка сняли крышку, по комнате, а после и по всей избе пошел восхитительный запах.