Роберт Шмидт - Бездна

Но тут Учителю не удалось вовремя его удержать – парень дернул ногой, попав ботинком в стальную ограду. В тесном пространстве словно ударил колокол, а уж для существ, находящихся на борту, это должно было прозвучать и того громче. Немой ничего не слышал, в отличие от Учителя, а потому не мог знать о таящейся за люком опасности. Когда же он наконец замер, вспомнив, где находится и кто его прижимает к себе, было уже поздно. Шорох сперва усилился, а потом затих, словно новый преследователь остановился напротив едва-едва прикрытых дверей. Снова установилась тишина, и Учитель очень медленно подобрался к выходу. Приложил ухо к металлу и… у него чуть сердце не выскочило, когда что-то тихо ударило с другой стороны, присыпав его ржавчиной. Он зашипел сквозь стиснутые зубы, когда нож выскользнул у него из потной ладони и громко брякнулся на металлический пол.

– Дед?

Слово это было тише шепота ветра. Он не обратил на голос внимания, разозленный собственной неосторожностью, из-за которой выдал твари свое укрытие. Отчаянно шаря ладонями по холодному металлу, он искал последнее оружие, которое у него оставалось. Наткнулся на него достаточно быстро, но не так, как ему хотелось бы. Наточенный двумя ночами ранее клинок порезал ему палец.

Он снова зашипел – скорее от злости, чем от боли.

– Ты там, дед?

На этот раз тихие слова, произнесенные по ту сторону двери, были настолько громкими, чтобы он их услышал отчетливо. Учитель замер, посасывая кровь из пореза, чтобы запах ее не раздразнил ждущих снаружи чудовищ.

– Это ты? – спросил он негромко.

– А кто? Говорящий ступач? – пошутила Искра. – Можете выйти. У меня тут ваши шмотки. Спокойно, крылачи уже улетели.

Впервые он обрадовался, услышав её голос. Девчонке повезло, что открытие люка стоило ему почти всех оставшихся сил. Иначе наверняка задушил бы ее в объятиях от радости.

Элементы стоек моста, из тех, что были расположены ниже прочих, находились метрах в трех от навеса на верхней палубе теплохода. Учитель с помощью сына и Искры установил вертикально куски трубы, потом помог девушке вскарабкаться на импровизированную колонну, чтобы она смогла допрыгнуть до выломанных поручней и по ним взобраться на уровень улицы. План был прост. Добравшись до цели, Искра сбросит им веревку, по которой Учитель и Немой заберутся наверх.

Управились за пару минут, а когда вся троица присела посредине четырехполосного шоссе, пришло время принимать очередное решение. За зданием Воеводства и стоящего напротив него комплекса музея раскидывалась гигантская площадь, пересеченная дугами опрокинутых эстакад. Было это самое широкое пространство ничейной земли, под которой не возник ни один анклав. Купцы, которые продали карту Станнису, знали на этой стороне Одера каждый канал, но этот отрезок пути, ведущий от Башни к самому Шариковому полю, издавна пересекали лишь по поверхности. Ни один из лазов, идущих под этой широкой пустошью, не имел достаточного диаметра, чтобы транспортировать тюки с товаром.

Помнящему это помешать не могло. У него не было слишком крупного багажа, а потому он мог воспользоваться ходами, ведущими до самой Доминиканской площади, где Пепелище – пояс выжженных, радиоактивных руин, окружающих нулевую точку, – граничило с кольцом Запретной Зоны и с анклавами, принадлежащими расположенному чуть дальше Мясту. Несколько часов ползком по забытым людьми и мутантами лазами довели бы их к местам, откуда легко было попасть в Купеческую Республику и в стоящую на ее окраинах Башню. Однако проблема состояла в том, что окрестности музея вовсе не выглядели так, как годы назад, когда размечались трассы первых караванов. Некогда зеленые пространства, которых в этих краях было множество, теперь сделались синими и превратились в логова мутировавшей флоры и фауны.

За руинами музея тянулись ввысь купы новодеревьев. Толстые стены, с которыми не управилась даже ударная волна ядерного взрыва, сровняли с землей терпеливые бульдожорцы. Толстые, словно стволы довоенных дубов, лозы пересекали широкую улицу и взбирались на территорию управы Воеводства, постепенно превращая его западное крыло в щебень. Парк, некогда окружавший ротонду «Рацлавицкой панорамы» [6], вспыхивал новой жизнью, превращая соседний коммуникативный узел в непроходимые джунгли.

Здесь, в отличие от заселенных людьми пространств, никто не пытался сражаться с вырвавшейся на свободу мутировавшей растительностью. Нескольких лет хватило, чтобы целые отряды радиков, издали выглядевшие как миниатюрные ядерные грибы, покрыли багрянцем половину огромной площади. Между ними торчали раскачивающиеся колонноподобные двутрубники – высотой в несколько этажей, заслоняя дома, видневшиеся дальше, где-то в километре. Корпус Главпочты порос ковром розоватых свёртников и теперь выглядел, словно кто-то забросал его все еще пульсирующими мозгами, вырванными из черепов каких-то гигантов.