Александр Афанасьев - Кавказский узел

— Это…

Аслан понизил голос

— Ле, ты за женщину в маршрутке заступился, да?

— Что?! — Аслан не понял, о чем речь, так много всего произошло.

— Ну, чикса покрытая, в маршрутке, вкуривай.

— Это…

— Знаешь, кто она?

Магомед заговорщически понизил голос.

— Она из туххума Гаджимагомедовых, какая-то дальняя родственница. Все рассказала… старшие тебя искали…

Гаджимагомедов. Бывший начальник налоговой, сейчас — крупный застройщик.

— …По всей Махачкале тебя искали, даже не знали, кто ты. Потом вышли на меня. Сейчас тебя выкупили, поехали, нам стол накроют, ту машалла. Наверное, и работу тебе хорошую дадут, будешь начальником…

Быть начальником в Дагестане — это вершина карьеры, вне зависимости от того, начальником чего быть. Потому что если ты начальник, то тебе обязаны платить. Где-то больше, как в налоговой. Где-то меньше… как, например в «Скорой». Но везде обязаны платить, такова суть системы.

Системы, с которой Аслан боролся.

И частью которой его сейчас вынуждали стать.

— Я не поеду.

— Да ты че, братан, че за варианты, — Магомед схватил Аслана и потащил к своей «БМВ», — вещи делай, жи есть! Себе не хочешь помочь — мне немного помоги. Даги — сила, да? Кто не с нами — тот под ногами…

За столом сам Гаджимагомедов сказал несколько теплых слов в адрес Аслана, расспросил его о том, как он живет и чем занимается. Ответы ему не то чтобы понравились, но он сделал себе заметку. Парень молодой, английский знает, говорит гладко, правильно, а здесь это редкость. Надо его в политику толкать — поможешь, он потом долг отдаст, обязан будет. Вон, иностранные инвесторы тут приезжают… а мы как дикари какие-то…

Так Аслан, сам того не понимая, сделал первый шаг на пути в политике.

В следующий раз они встретились три недели спустя. Прошло всего три недели — а казалось, что прошло триста лет…

В Москве сменилась власть. Официально это называлось «правительство национального согласия», но на Кавказе, очень тонко чувствующем оттенки, все поняли правильно. Власть сменилась! А в случае с Москвой смена власти означает ослабление.

И для Кавказа это значило только одно — можно!

Можно…

Аслан как раз только вышел из больницы и навестил университет. Он думал, что его исключили, но это было не так. Он взял лекции и самостоятельные занятия — надо было догонять — и выходил из университета, когда резкий, прерывистый знакомый звук заставил его остановиться…

Повернувшись, он увидел Магомеда.

Тот был одет совершенно невообразимым образом — кожаная куртка поверх спортивного костюма, какая-то каскетка. Кроссовки.

— Ле, Аслан! Иди сюда!

Магомед подошел.

— Пацаны, это Аслан. Наш мозг местный, в натуре.

— Хай.

— Салам…

Около машины Магомеда — белой, довольно старой «БМВ» — тусили еще пацаны, и машина такая была не одна.

— Двинули с нами, а? Братан? Прокатимся, движение сделаем.

— А куда?

— В аэропорт.

— А что там?

— Он че, систему не хавает, да? — спросил один из пассажиров

— Глохни… — Магомед посмотрел на Аслана — глаза были веселые, шальные… — ты чего, не чувствуешь?

— А что случилось?

— Дядя выкупился, иншалла. Сегодня из Москвы прилетает. Поехали встречать…

Магомед понизил голос:

— Говорят, дядя деньги будет разбрасывать, от души. Золотые монеты. Поймаешь — на удачу. Я точно знаю, в аэропорт монеты повезли…

Дядя Магомеда был очень непростым человеком.

Несколько лет назад, будучи одним из самых авторитетных людей в республике, он был арестован за коррупцию. Говорили — и не только говорили, — что там было много чего еще: и финансирование бандформирований, и причастность к заказным убийствам — но вменяли ему только хищения. Арестовывали его эффектно — в центре Махачкалы сел военный вертолет, и его вывезли на вертолете в Ростов, а потом — в Москву. С тех пор в республике стали пугать вертолетами. Помимо прочего это говорило, что власть контролирует обстановку на Кавказе лишь номинально. О чем можно говорить, если в центре в общем-то мирного субъекта Российской Федерации надо сажать вертолет, чтобы вывезти преступника.

Вопреки ожиданиям социального взрыва в республике не случилось. Дядя сидел в Лефортово, дело против него шло ни шатко ни валко. Большая часть его развалилась, но он все-таки получил девять лет, причем не условно. И уехал в места не столь отдаленные. По республике ходили слухи, что дядя живет в отдельном доме, который он выстроил прямо на зоне, а начальник колонии ходит к нему с докладом. Но особо в республике его никто не ждал. И вот — совершенно неожиданно сменилась власть, и дело дяди с рекордной для российского правосудия скоростью было извлечено из архивов, отправлено на пересмотр и пересмотрено. Дядю освободили, и он возвращался домой.