Максим Хорсун - Смерть пришельцам. Южный фронт

Степан переключил внимание на приближающихся всадников. Он увидел дюжину оскалившихся скелетов, скачущих на таких же мертвых лошадях. До цели им явно было не дотянуть. Оружие – автоматы, винтовки, арбалеты и копья – таяло в костяных руках. Затем начали истончаться и кости; истончаясь, они ломались, а их осколки перемешивались.

Тогда Степан устремил взор вдаль: к цели, некогда выглядевшей как колонна света. Тонкая, будто тараканья лапа, построенная по законам нечеловеческой геометрии конструкция была разорвана в нескольких местах, в воздухе застыл вихрь из обломков, пара и молний.

Потом Степан поглядел на боеголовку и увидел вместо контейнера ажурную структуру, состоящую из множества повторяющих друг друга форм. Она походила на очень сложный, стремящийся раскрыться бесконечное число раз цветок. Несмотря на свое неестественное состояние, Степан понял, что «цветок» его «слепит» и что его несуществующим глазам «больно».

Он «отвернулся» и внезапно понял, что холм исчез, точно кто-то просто передвинул декорацию. Под Степаном обнажился массив древнего известняка, состоящий из мириад окаменелых доисторических моллюсков и микроорганизмов. Можно было рассмотреть каждую раковину, каждый завиток, каждый членик, каждое ребро. Причем не только сверху, а в каждом геологическом слое – вплоть до разогретых подземным давлением базальтов в глубине земной коры.

Степка «вынырнул» из глубин и устремился вверх. «Блюдца» уже почти растаяли, превратившись в обширные облака металлического пара. С небес смотрели тысячи звезд и галактик, и каждый их взгляд был сродни эфемерному щупальцу плазмы, выпростанному к Степану, но боязливо отдернутому от распустившегося «цветка» термоядерной реакции.

Затем Степан осознал, что наблюдает «цветок» изнутри. Куда ни брось «взгляд», всюду были его бесконечно сложные, неустанно эволюционирующие «лепестки». Степан был словно рыбешка, оказавшаяся в захвате лучей хищной морской звезды.

Цвет «лепестков» непрерывно менялся, и не было ни одного известного человеческому глазу оттенка. Структура «цветка» усложнялась, усложнялась, усложнялась… Степке было тяжело наблюдать эту непрерывную игру замысловатых форм, она гипнотизировала, лишала воли, сводила с ума. Степан решил отключить свое восприятие, и как только он попытался закрыться от происходящего, вокруг него мгновенно сгустилась непроглядная тьма.

И, как ни странно, в этой темноте он почувствовал, что жизнь возвращается и что у него снова есть тело, руки и ноги; есть голова, в которой ворочается клубок хаотичных мыслей.

Тьма под смеженными веками посветлела, на черный бархат легли золотистые блики. Он словно задремал под ярким солнцем и, проснувшись, теперь ленился открыть глаза.

Откуда взялось солнце? Ведь только что была ночь… Почему дует теплый и сухой ветер? Ведь за секунду до подрыва боеголовки лил промозглый дождь.

Что он увидит, пробудившись? Что с ним произошло? Неужели боеголовка не подорвалась и цель не уничтожена?

Внезапно Степан унюхал вонь. Хорошо знакомый вольерный запах помешал ему сделать вдох, словно брошенная на лицо подушка.

Он распахнул глаза. Рядом на корточках сидел измененный и с ошеломленным видом пялился на Степку. Влажные, унизанные капиллярными нитями ноздри урода трепетали то ли от ужаса, то ли от волнения, граничащего со сладострастием. За горбатой спиной измененного похрапывал и переминался с копыта на копыто гнедой конь.

Степан машинально вскинул руку и вцепился горбуну в глотку. Тот еще сильнее выпучил глазищи, что-то промычал и попытался освободиться. Урод бился, точно пес на коротком поводке, и истово царапал сжимающую горло руку. Степан не чувствовал боли, сопротивления неприятеля и напряжения собственных мышц, он просто давил. Давил до тех пор, пока ногти не погрузились в рябую кожу нелюди, пока не захрустела под пальцами гортань.

Измененный повалился рядом со Степкой, прикрытое лохмотьями крупное тело сотрясали конвульсии. Конь подошел к телу хозяина, с опаской понюхал, шумно фыркнул, потом перевел взгляд на Степана и недоверчиво заржал. Умное животное, друг и помощник, конь тянулся к человеку, ходить под седлом урода для него было мукой.

И вот только теперь Степка смог осмотреться.

Он лежал на той же плоской вершине холма, где произошел ночной бой, в центре круга выжженной травы. Солнце стояло высоко, но было уже далеко за полдень. Ветер растянул по небу ленты перистых облаков.