Максим Субботин - Сердце зимы

– Не нравится мне тут, – все же отважился сказать паренек, стреляя в Арэна насупленным взглядом. – Муторно.

– Ты видел птичьи гнезда, Лумэ? – Арэн рукой поманил его к выходу.

– Да, господин.

– Разве стали бы птицы селиться там, где есть угроза для птенцов?

– Верно, господин. Отец говорил, что я слаб умом… – зачем-то добавил он, перекладывая рукавицы из ладони в ладонь.

– Ум приходит с опытом, – подбодрил Арэн. – Теперь возвращаемся – нужно успеть привести сюда людей до наступления темноты.

Ехали они быстро. Арэн, обеспокоенный невесть откуда взявшимся паршивым предчувствием, торопил коня. Что если, пока они с Лумэ искали убежище, шараши добрались до людей, и спасать больше некого?

Только оказавшись снова в лагере, где, как и до их отъезда, жизнь шла своим чередом, Арэн вздохнул с облегчением. Он отдал приказ собираться: велел мужчинам садиться верхом и готовиться сопровождать колонну, а женщинам собрать пожитки.

Варай так и сидел на прежнем месте, весь, как в кокон, обернутый в табачный смрад. Терпение Арэна кончилось, он решительно поравнялся с северянином и без лишних слов схватил за грудки. Тот не сопротивлялся, мутными, пустыми глазами смотрел куда-то сквозь дасирийца.

– Ты должен вести своих людей, – все еще пытался достучаться до него Арэн, с трудом сдерживаясь, чтоб не пустить в ход кулаки. Может, пара крепких тумаков разбудит в нем того бестолкового, но живого тугодума, с которым они едва не сцепились в то утро, когда сбежали Хани и Раш. – Хватит оплакивать мертвых, пора думать о живых.

– Скальд забрал их. Забрал одну за другой, – губы северянина тронула скорбная улыбка. – Мне никогда не держать на руках своих детей, не учить сына охотиться и свежевать оленью тушу, не видеть, как мои дети принесут добычу со своей Зрелой охоты.

– Самое время заботиться о тех детях, которых еще можно спасти. Мы пойдем к морю, в скале есть пещера, там можно спрятать женщин и детей.

– Ты дурак, чужестранец. – Варай выплюнул ему прямо в лицо порцию злого сумасшедшего смеха. – Вы все сдохнете.

– А ты – трус. Прячешься в своем горе, подтираешь сопли, как старуха, и жалеешь себя, потому что больше ни на что не способен!

Арэн грубо пихнул его, мужчина пошатнулся, оступился и сел в снег. Его алые воспаленные глаза лихорадочно зыркали вокруг в поисках бурдюка. Если он и слышал Арэна, если даже на мгновение его ум стал ясным, он все равно не смог побороть одолевшее его горе. Арэн частенько видел такое же на войне: когда воины, потерявшие руку или ногу или ставшие полными калеками, не способными двигаться без посторонней помощи, потихоньку крали у лекарей склянки с сонными зельями. Сначала они просто пытались забыться, потом прятались в дурмане от реальности, потому что она была куда горше мира грез. А потом их находили мертвыми в луже собственной мочи или блевотины.

– Боги отвернулись от нас, дасириец, ослеп ты, что ли? Неужели не видишь? Я буду ждать здесь и посмотрю смерти в лицо, когда она придет за мной.

– Дело твое, – бросил Арэн и вдруг почувствовал, что злость растворилась без следа. Осталось лишь презрение. И капля жалости. Мальчишка Лумэ, который одной рукой правил лошадью и изо всех сил делал вид, что у него ничего не болит, вызывал куда больше уважения, чем этот протухший мужичонка. – Надеюсь, прежде чем сожрать тебя, смерть втолкует тебе, как ты был не прав.

Дасириец оставил старосту, убежденный, что видит северянина в последний раз.

Уже в пути, когда обоз выехал на равнину, еще хранившую следы копыт их с Лумэ лошадей, Арэн нагнал сани, на которых везли раненых. Хозяин «Медвежьей лапы» лежал тут, посиневший и осунувшийся. Бьери устроилась возле отца. Увидев Арэна, юная северянка зарделась и подарила ему теплую, как никогда прежде, улыбку.

– Почтенный Эрб, могу я с тобой переговорить? – Арэн не был уверен, что северянин в состоянии услышать его приглушенный голос, но говорить громче дасириец не отважился. Многие из идущих рядом людей потеряли своих близких и не смогли даже достать их тела, чтобы достойно и с почестями похоронить. Разговоры о женитьбе могли быть слишком… не к месту. В другое время и в других обстоятельствах он повременил бы, но пережитые трудности научили не выжидать подходящего момента, потому что до него можно попросту не дожить.

Безбородый Эрб лишь наполовину разлепил веки, моргнул, давая понять, что слышит.

– Я желаю взять в свой дом твою дочь, красавицу Бьери. У меня есть ее согласие.