Максим Субботин - Сердце зимы

Тарем, город-государство, обзавелся второй чередой рвов, а на его стенах, загнув хвосты, выжидали своего часа катапульты, готовые в любой миг встретить неприятеля каменным дождем.

Поежившись от протяжного грозового раската, эхом прокатившегося по небу, Катарина взяла из рук рабыни нож, аккуратно, чтоб не хватануть слишком низко, срезала лилию, понюхала и улыбнулась. Передав цветок другой рабыне, в руках которой уже собрался целый букет белоголовых красавиц, вытерла руки о передник, надетый поверх дорогого платья.

Минуло три дня, как она вернулась домой. Фиранд пошутил, что сестрица приволокла за собою не непогоду, а гнев и сопли рхельского царя. Катарина, зная непредсказуемый нрав брата, отвечала скупыми улыбками и согласными кивками. Фиранд, Первый лорд-магнат таремского Магнарана и всех его колоний, рвал и метал, когда открылся секрет рхельской царевны. Если б не уговоры Катарины, он в тот же день направил бы в Баттар-Хор гонца, расторг всякие договоренности с родом царствующего Ракела и ославил беспутную девицу. Три дня он бродил мрачный, как туча, срывая злость по поводу и без на несчастных слугах. Те, страшась попасть под горячую руку, даже говорить начали шепотом, а уж передвигались и вовсе чуть ли не на цыпочках. Замок замер, затаился в ожидании удара кнутом. Катарина все это время старалась оставаться возле брата и только благодаря этому удержала Фиранда от гневных писем, которые тот диктовал писарю бесчисленное количество раз.

В конце концов, Первый лорд-магнат поддался на уговоры, гнев его обессилел, и Фиранд велел сестре разумно пользоваться тайной.

«Делай, что потребуется», – сказал он, но оставил за собою право не женить сына на обесчещенной Яфе.

Из столицы Рхеля Катарина даро-Исаэт выехала обремененная знанием и раздумьями. День и ночь, проведенные в пути до стен родного замка, она придумывала хитрости и уловки, которые помогли бы уговорить Фиранда взять царевну в семью. Мысли путались, тело, измученное переходом через портал, молило о мягкой перине и долгом сне без сновидений. Но Катарина не поддавалась слабости. Все, что таремка могла себе позволить, – это присутствие Безликого. Он следовал за ней по пятам, будто тень, молчал и, как только выпадал случай, массировал ей ступни и играл на лютне. Инструмент, послушный его ловким пальцам, то пел звонким девичьим голосом, то рыдал безутешной вдовой, а то и грустил, будто неупокоенный дух.

По приезде Катарина первым делом написала письмо в Иштар, дасирийскую столицу, опальному бывшему советнику Саа-Рошу – его, как и многих других, Шиалистан со всяческими почестями отправил на покой. Впрочем, как ни старался рхельский шакал прикрыться сладкими речами о спокойной старости, которой он якобы желал советникам, все при дворе понимали: будущий император избавляется от неугодных, чтоб окружить себя верными людьми.

Когда письмо было закончено, а чернила впитались в пергамент, Катарина спрятала его в деревянный туб, залила сургучом, приложила печать семейства Ластриков и вызвала придворного мастера-сандамука, чтоб тот наложил охранные чары. Конечно, можно было воспользоваться ониксовыми шарами: с давних времен они служили средством для дальних переговоров. Шары (связанных их могло быть и два, и три, и даже больше) тщательно вытачивалась, полировалась до зеркального блеска. После за дело брался мастер-сандамук. Лишь немногие из отмеченных магией достигали мудрости и мастерства, достаточных, чтобы настраивать шары один на другой. Маленькая оплошность – и ониксовые «глаза» становились навеки незрячими.

У даро-Исаэт было много ониксовых «глаз». Но с тех пор, как мастер-сандамук, долгие годы верой и правдой служивший Фиранду, исчез, Катарина перестала доверять шарам свои секреты. Старика могли похитить и пытками или уговорами заставить рассказать, как он настраивал «глаза» даро-Исаэт. Если так в самом деле случилось, то Катарина скорее бы дала отрубить себе руку, чем хоть слово сказала бы в черный маслянистый шар, всегда холодный, будто вечные северные льды.

Так или иначе, но до тех пор, пока судьба исчезнувшего мастера-сандамука оставалась неизвестна, Катарина решила не рисковать. Когда письмо было подготовлено, она передала туб Безликому, вложила в ладонь мальчишки рунный ключ-камень и, пожелав благословения Равновесия, отправила в Иштар.

Когда Катарина закончила заниматься цветами, ее потревожила сенешаль Замка-на-Пике. Звук от деревянных подошв ее обуви был резким и хлестким, как и сама женщина. Леди даро-Исаэт не могла точно припомнить, который год минул этой раздобревшей, но по-прежнему бойкой бабе.