Максим Субботин - Сердце зимы

Мысленно ругаясь на чем свет стоит, карманник позволил стражникам выпроводить себя вон. Всю дорогу, до самых главных ворот, он мог думать лишь о том, как его угораздило впустую потратить столько времени. Пока он без толку месил снег в треклятых кельхеймских снегах, его названый брат, очень может быть, уже мертв. И также может быть, его смерть была вовсе не славным образчиком отваги, достойным легенды. Вряд ли найдется много былин и песен, в которых героя заживо сжирает людоед. Даже здесь, на севере, где подобное случалось так же регулярно, как и восход солнца.

Стоя за воротами, Раш долгое время не мог прийти в себя. Он был уверен, что сговориться с Белым сьером будет проще пареной репы, тем более имея в союзниках девчонку из местных. На деле же оказалось, что компания северянки была едва ли не самой худшей из возможных. И хоть Торхейм не дал прямого ответа, Раш понимал – до беды, в которой оказались его друзья, никому и дела нет.

И всему виной белобрысая девчонка. Харсты ее дери! Почему из всех северных девок их угораздило вляпаться именно в единственную живую наследницу трона и по совместительству занозу в заднице человека, с которым Арэну предстояло договариваться о крайне щепетильных вещах? Даже если предположить, что Шаам до сих пор жив и судьба даст ему шанс переговорить с Белым сьером, – какова вероятность, что тот вообще захочет его выслушать?

Карманник сам не заметил, что топает куда-то вниз по узкой улице. И топает быстро, чуть не переходя на бег. Вперед гнал окрепший мороз. Да и что торчать на улице? В конце концов, обо всяком дерьме можно подумать и сидя в теплой таверне над миской теплого же супа.

Раш кутался в накидку, но толку от этого было чуть. Как они тут вообще живут в такой стуже? Это же помочиться нельзя – член в сосульку превратится. Так и останешься стоять, примерзший к стене.

Сейчас столица Северных земель, несмотря на лютый холод, ожила. На ее улицах появились люди, звуки, запахи. Не всегда это было приятно, но хоть немного развеиваются тяжелые мысли. Особенно рьяно разгоняли их девчонки-коробейницы, которые чуть не под ноги бросались, уговаривая купить к празднику белых и голубых лент. Такими же ленточками было украшено едва ли не каждое встреченное чужестранцем дерево. Судя по всему, столица готовилась к какому-то грандиозному событию.

Задумавшись, Раш немного заплутал, сунулся в какой-то переулок. Что ошибся – понял почти сразу. Каменные дома быстро уступили место каким-то жалким подобиям лачуг, сколоченных изо всякого хлама и обмазанных глиной. Они жались друг к другу, образуя некое подобие ласточкиных гнезд. Всюду валялся мусор, груды мусора, которые, к слову сказать, тоже служили кому-то домом. В более теплых краях в подобном месте стояла бы невозможная вонь, но только не тут. Все же ледяной ветер делал свое дело, практически полностью изничтожая запах, производимый теми, кто вряд ли протянет зиму.

Беспризорники и прокаженные копошились в мусоре, словно личинки в коровьем дерьме. Их бурная деятельность не прекращалась даже теперь, в лютый мороз. Прервались они, только чтобы проводить взглядом пришлого незнакомца. Под их оценивающими взглядами у Раша засвербел затылок. Надо было сразу развернуться, как только понял, что идет не туда.

Он не сдержал проклятие, когда неизвестно откуда наперерез ему выскочила грязная девчонка с культей вместо правой руки. Мгновение они обменивались взглядами, потом голодранка широко распахнула рот, где вместо языка болтался короткий обрубок, и требовательно протянула ладонь. Раш нахмурился, девчонка оскалилась и нетерпеливо защелкала пальцами.

– Мне нечего дать, – отшил он попрошайку и попытался ее обойти.

Девчонка нырнула ему под руку и снова загородила путь. Она двигалась на удивление ловко. Позади нее замаячили головы бездомных. Заручившись молчаливой поддержкой, девчонка продолжала щелкать пальцами.

– Отойди, – предупредил Раш.

Что-то было не так. Что-то его беспокоило.

Проклятье!

Он отодвинул край меховой куртки, демонстрируя рукоять кинжала. Обычно безмолвной демонстрации было достаточно, чтобы отвадить таких вот охочих до наживы голодранцев. Раш терпеть не мог попрошаек, все же предпочитал не доводить дело до кровопролития. Мало чести в том, чтобы прирезать юродивого, который всего-то хочет набить живот и выбирает для этого самый легкий из возможных способов.

Но сейчас что-то было не так. Раш понимал это на уровне легких, не слышных для простого человека вибраций, которые с каждой секундой все усиливались. И эти вибрации, чтоб им, были ему до противного знакомы.