Максим Субботин - Сердце зимы

Более они ни о чем не успели поговорить. Резкий грохот заставил быстро вернуться обратно. Двери в зал сьера распахнулись с такой силой, словно их толкнул сам первозданный северный ветер. Створки с тревожным треском стукнулись о стены. Три белые старухи одновременно покинули зал. Горбунья шла первой и двигалась так резво, будто ее харсты за пятки кусали. Следом шла Хани, а за ней, словно конвоиры, еще две колдуньи. Все, кроме девчонки, выглядели угрюмыми, горбунья вовсе нахмурилась, отчего ее лицо стало похожим на высушенную картофелину. Да и цветом мало той уступала.

Хани затравленно осматривалась по сторонам, и, когда их с Рашем взгляды пересеклись, в ее глазах вспыхнуло что-то похожее на радость. Вспыхнуло – и тут же погасло. Все четверо молча прошли мимо. Берн сдержанно, едва заметно, склонился в поклоне, а потом еще долго смотрел им вслед. Вскоре мужчин снова позвали к Белому сьеру.

На этот раз Торхейм сидел на троне. Он так сильно вцепился в подлокотники, что у него побелели костяшки пальцев. Раш буквально физически ощущал его злость. На всякий случай карманник насторожился и положил себе до конца разговора держать язык за зубами и открывать рот только по потребности. Хваленое северное гостеприимство он уже ощутил на собственной шкуре, а здесь, в окружении чужаков, оно грозило повернуться к нему самой неприглядной стороной.

– Ты с ней в сговоре, чужестранец? – не поднимаясь с места, прогрохотал Торхейм. Шамаи Эрик так и стоял справа от него, дополняя слова владыки Северных земель одним своим видом. По крайней мере, именно так выглядела его неуклюжая попытка казаться значительным.

– Я уже рассказал, как дело было, – спокойно ответил Раш. – Меня она тоже одурачила своим неприглядным видом. А вопросов я не задавал.

Торхейм подался было вперед, но передумал и с кряхтением откинулся на спинку трона. Еще какое-то время в пустом зале говорили лишь сквозняки и далекие отзвуки кузнечного молота, схлестывающегося в поединке с непреклонной наковальней.

– Чужака она обвела вокруг пальца, потому что ты с южных земель и знать наших обычаев и порядков не можешь. Но всем остальным такой промах может стоить головы.

При этом взгляд Торхейма посмотрел на Берна, который все это время, как прокаженный, стоял в стороне.

– Ну и где же твои хваленые патрули и разведчики, Берн, которые якобы стерегут своего сьера денно и нощно?

– Исполняют свой долг – оберегают столицу от шараяновых выродков, – спокойно, с некоторой снисходительностью к глупым нападкам, ответил Берн.

Торхейм ответил ему коротким резким взмахом, как будто собирался отхватить голову невидимым мечом. На лице Берна не дрогнул ни один мускул. После всего услышанного Раш видел в нем противоречия, которые, с одной стороны, не позволяли в открытую выступить против своего господина, а с другой – делали его достаточно трезвомыслящим, чтобы смотреть на происходящее ясным взглядом.

Карманник в который раз порадовался, что когда-то, давным-давно, в той жизни, которую давно предпочитал считать чем-то вроде дурного сна, нашел в себе силы избавиться от вот такого же «господина». Жить по указке, да еще к тому же дурной и бесславной, – что может быть отвратнее? Разве что жрать собственное дерьмо.

– Я выслушал тебя, чужестранец, – бросил Торхейм. – Твои слова передадут моим советникам. Теперь уходи.

Еще один взмах – и на этот раз пара стражников из конвоя, что все это время дожидались у двери, встали по обе стороны Раша. Что же, Белого сьера можно много в чем обвинить, но только не в том, что он не выдрессировал своих шавок понимать его без слов. Впрочем, велика ли заслуга?

– Уходить? – Раш все же рискнул оставить за собой пару слов, хоть во взгляде Берна читалось неприкрытое предостережение. – То есть теперь я должен просто взять – и валить в харстову задницу?

Торхейм нахмурился, брюхатый около него принялся кудахтать о почтении и прочей ерунде. Судя по тому, как складно он справлялся с этой задачей, Белый сьер держал его в том числе и для такой работы.

– Только потому, что ты чужак и не знаешь наших порядков, я прощу твой поганый язык, – пророкотал Торхейм. Во внезапно обострившейся тишине раздался противный скрежет: сьер остервенело скреб ногтями по подлокотникам и, кажется, даже не отдавал себе в этом отчета. – В следующий раз, если тебе хватит ума попасться мне на глаза, я прикажу отрубить тебе голову.

Теперь у Раша не было повода подвергать его слова сомнению. Он в который раз бросил взгляд на Берна: лицо северянина превратилось в непроницаемую маску.