Ольга Арзамаcцева - И тринадцать белых карликов

– Когда мы отправлялись в эту экспедицию, то были убеждены, что реальные характеристики СУ не соответствуют документации. Мы ошиблись. Причина необычной стабильности СУ не в нем самом, а в разуме, с которым он взаимодействовал. Синоптический рисунок, создаваемый этим разумом, привлекает синкретические организмы определенного типа. У нас есть основания полагать, что не все. Но так как я подбирал команду под себя – мы все обладаем некой общностью приоритетов и представлений. Поэтому не удивительно, что и под влияние упомянутого разума мы попали все сразу…

– Вот ужас-то… – протянула писательница. Она пыталась изобразить шутливый тон, хотя в действительности эта история нравилась ей чем дальше, тем меньше… – Я ведь так надеялась, что хороших парней во мне будет привлекать живой ум, доброе сердце и приятный собеседник, а не энцефалограмма…

– Так и есть, – ободряюще улыбнулся капитан. – Только мы распознаем в тебе эти качества, раньше, чем осознаем их.

– Предположим, – вздохнула Ада. – Но это не объясняет состояние вашего старпома.

– Состояние нашего старпома вызвано патологической реакцией на стресс. Он реагирует так, как предусмотрено профессией, для которой его готовили. Однако эта профессия не предполагала столкновений с раздражителями такого рода, – капитан устало прикрыл глаза. – Если бы я раньше сообразил, что происходит, я бы мог позволить ему проводить больше времени рядом с тобой еще на стадии стабилизации жизненных процессов. В этом случае, скорее всего, удалось бы избежать не только коллапса, но и вспышки полубезумного поведения, что ему предшествовала…

Чувства капитана было всегда тяжело уловить, но все же Ада ощутила тонкую струнку горечи, висящую в воздухе. Этот парень считал, что подвел своего друга…

– Я, конечно, не знаю деталей, – попыталась поддержать его Ада, – но, глядя на ситуацию в целом, могу сказать, что среди прочих неприятностей шансов заметить что-либо особо не было.

– Возможно… – вздохнул капитан, судя по всему, вовсе не убежденный ее словами. Он нерешительно приблизился к креслу, где сидела писательница. – Я должен извиниться перед тобой. Я обещал, что на моем корабле никто тебя не тронет, и сразу же переложил на твои плечи судьбу самого опасного члена экипажа. Но если бы не эта ваша… беседа, дело бы не ограничилось простым коллапсом.

– Что, был бы сложный коллапс? – снова попыталась пошутить писательница. Мысль о простом, не внушающем беспокойства коллапсе все еще казалась ей абсурдной.

– Можно и так сказать, – туманно ответил капитан, чьи чувства стали выступать несколько более явственно. Аде даже показалось, что он не может собраться с духом и продолжить разговор.

– Глизе, – тихо позвала она, испытывая настоятельную потребность ощутить вкус этого слова.

Капитан вздрогнул, подался к ней, но тут же уперся ладонью в спинку кресла, словно стараясь отпихнуть его от себя. Эта реакция заставила писательницу заново припомнить множество мелочей, в то самое время как внутреннее чувство подсказывало, что их отношения требуется прояснить. Недосказанность выглядит красиво во время приятной прогулки по парку, но в условиях, близких к боевым, велика вероятность того, что она выйдет боком.

– Глизе… – снова позвала она и, получив в ответ его печальную почти мучительную улыбку, продолжала. – Мне нужно спросить тебя о чем-то очень личном…

– Попробуй, – его улыбка стала чуть более горькой.

Писательницу не оставляло ощущение, словно она пытается растопить в ладонях кусочек льда, и тот постоянно меняет форму, стекая по пальцам водой и одновременно обжигая холодом, но до высвобождения скрытого в его недрах живого существа еще очень долго.

– В свете всего сказанного тобой раньше… следует ли мне понимать это как то, что Второй был прав, заявляя, что ты влюблен в меня?

– Что ты собираешься делать с этими сведениями? – приподнял бровь капитан.

– Я положу их в свое сердце, чтобы моя интуиция могла выбрать правильный путь, так как разум здесь, знаете ли, бессилен… – и она изо всех сил постаралась передать ему свои ощущения по этому поводу, чтобы громкие фразы не казались пустыми. – По правде говоря, Глизе… – Ада замялась, подбирая слова и транслируя ощущения. – Я испытываю почти мистический трепет перед твоей персоной: путь, который ты прошел, работа, которою ты выполняешь, – все это невероятно… круто!

– Круто? – переспросил Нулевой, так как это слово определенно резко выпадало из пафосного окружения. Хотя следовало признать, что такое столкновение терминов действительно подходило к противоречивым эмоциям собеседницы.