Дмитрий Павлов - Корсары Тарновского

Ни участкового полицейского, ни сельских минитменов Тарновский не обнаружил. Пленные пребывали в сарае под символической охраной в лице юнги с «Громобоя». Подросток дремал в обнимку с автоматом у двери, запертой на ржавый амбарный замок. Впрочем, опасаться побегов не стоило. Наоборот, пленным следовало бояться самосуда со стороны рыбаков, не однажды страдавших от пиратских набегов. Когда колонну во главе с Упырём вели через село, какой-то местный шутник указал на качели во дворе перед школой: «Гляньте, какая у нас роскошная виселица! Одно неловкое движение, и вы будете болтаться здесь». Шутка удалась, и пираты сидели в сарае тихо как мыши.

На другом конце села капитан нашёл бревенчатое здание школы, в которой ночью размещали спасённых с капера моряков. Школа стояла пустая. Раненых с «Громобоя» и «Певека» увезли в участковую больницу, моряков разобрали по домам местные, и только в столовой у зажжённой плиты капитан обнаружил боцмана Твердохлеба с Машей. Девушка мешала шкворчащую на сковородке картошку с ломтями сала, а боцман, вполне оправившийся после ночного купания, поправлял дрова в пылающем жерле плиты. Твердохлеб был в тельняшке и в чёрных «уставных» трусах до колен. На Маше остались легкомысленная маечка и трусики, которые, по выражению классика, более открывали, нежели давали простор воображению. Одежда громобойцев сохла за окном, на растянутой между турниками верёвке, причём Машкин лифчик кокетливо болтался на ветру рядом с необъятными штанами Твердохлеба.

– А вы почему здесь остались? – удивился Тарновский.

Боцман, отложив кочергу, разразился матюками в адрес местных. Оказалось, селяне позвали на постой всех моряков, кроме Маши. Ни одна семья не решилась пустить в дом мутанта. Узнав об этом, боцман послал своих радушных хозяев к чёрту и остался бедовать ночь с Машей в школе, среди парт, плакатов и заспиртованных гадов в стеклянных колбах. По ходу разговора взгляд Тарновского то и дело задерживался на пушистых ягодицах фельдшерицы, хлопотавшей у плиты.

– Я уже поглядел, – боцман заметил, куда смотрит капитан и улыбнулся. – Хвоста нет.

– Что?! – вскинулась Маша.

Мужчины расхохотались, а девушка выбежала прочь из кухни.

– Машка, жарёха сгорит! – крикнул ей вслед боцман.

Разобиженная Маша вернулась через минуту, закутанная до подмышек в скатерть. Она сняла с плиты сковородку и грохнула её на стол.

– Машуня, не обращай внимания на нас, старых дураков, – сказал капитан. – Мы же тебя любим!

– Ага, стряпню вы мою любите! – огрызнулась фельдшерица, раскладывая картошку по тарелкам.

После завтрака Тарновский навестил раненых в участковой больнице и переговорил с председателем сельсовета. Между тем игравшие на берегу мальчишки заметили выброшенный на скалы «зодиак», о находке они тут же рассказали боцману. Перевёрнутую лодку подтащили к пляжу, вернули в нормальное положение. Мотор «зодиака» сорвался с транца и упокоился на дне бухты, но привязанные к бортам вёсла оставались на своих местах. На «зодиаке» Тарновский вернулся на капер. Не успел капитан вскарабкаться по штормтрапу, как на палубе появился Куртов с бланками радиограмм.

– Коммерческие предложения от спасателей, – пояснил старпом. – Готовы хоть сейчас заняться подъёмом и буксировкой «Громобоя», только плати.

– И сколько платить?

– Много! На судоподъём и буксировку уйдёт вся наша премия за «Певек». А ещё потребуются деньги на ремонт. Предлагаю бросить клич среди акционеров: если не хотите лишиться «Громобоя», подайте на ремонт кто сколько может.

– Не надо впутывать в это дело акционеров, – возразил Тарновский. – Иначе они подумают, будто мы с тобой плохо работаем, и найдут нового капитана со старпомом. С деньгами я что-нибудь придумаю.

Капитан просмотрел бланки и выбрал один.

– Хозяина этой фирмы я знаю. Пусть Артём отстучит ему: мы принимаем предложение и ждём в бухте Калипсо в самое ближайшее время. Остальным – вежливый отказ.

Через три дня из Владивостока пришёл пароход спасательного общества. Громоздкое неуклюжее судно с прямым форштевнем, клёпаной обшивкой и высокой закопчённой трубой казалось на сто лет старше «Громобоя», который даже сидя на мели в полузатопленном состоянии отличался изяществом корпуса и надстроек. На самом деле всё было ровно наоборот: «Громобой» спустили на воду до войны, и Тарновский приспособил его для каперского промысла. Пароход же построили совсем недавно, и своим владельцам он казался последним словом техники. С парохода спустили водолазов. После осмотра корпуса начальник спасательной партии предъявил Тарновскому перечень необходимых работ с указанием стоимости. Читая список, капитан почувствовал, как спина покрывается холодной испариной: сумма была огромной!