Филип Фармер - Властелины Мироздания

Прибой накатился и с шумом разбился о белый песок. Светила огромная зеленая луна. Налетевший с моря бриз овеял его вспотевшее лицо и отправился дальше охлаждать джунгли. Позади него из темноты раздалось несколько странных криков, а с пляжа впереди донеслись звуки человеческого веселья.

Некоторое время Вольф не мог выпутаться из паутины мыслей. В речи русалки было что-то знакомое, так же как и в речи зебриллы — новое слово, созданное им для того гориллы — и женщины. Вольф не узнал никаких отдельных слов, но звуки и взаимодействующая высота тонов разворошили что-то в его памяти. Но что? Они безусловно разговаривали не на каком-то когда-либо слышанном им языке. Не был ли он схожим с одним из живых языков Земли, и не слышал ли он его в записи или в кино?

Чья-то рука легла на его плечо, подняла его и развернула кругом. Готическая морда и пещерные глаза зебриллы ткнулись в его лицо, и в ноздри ему ударило сивушное дыхание. Он заговорил и из кустов вышла женщина.

Она медленно подошла к нему, и в любое другое время у Вольфа перехватило бы дыхание при виде ее великолепного тела и прекрасного лица. К несчастью, сейчас ему было тяжело дышать по иной причине. Гигантская обезьяна могла швырнуть его в море даже с большей легкостью и скоростью, чем показанные недавно русалками, когда те нырнули. Или же огромная рука могла сжаться на нем и сомкнуться на раздавленном мясе и раздробленных костях.

Женщина что-то сказала и зебрилла ответил. Вот тогда-то Вольф и понял несколько слов. Их язык был родственным догомеровскому греческому, миканскому.

Вольф не разразился сразу же речью, заверяя их, что он безвреден и намерения у него добрые, хотя бы потому, что он был слишком ошарашен, чтобы мыслить достаточно ясно. К тому же, его знание греческого языка того периода было по необходимости ограниченным, даже если тот был близок эолийско-ионическому диалекту лепного аэда.

Наконец он сумел издать несколько неподходящих фраз, но он был озадачен не столько смыслом, сколько тем, чтобы дать им знать, что он не собирался причинять никакого вреда.

Послушав его, зебрилла крякнул, сказал что-то девушке и опустил Вольфа на землю. Тот облегченно вздохнул, но поморщился от боли в плече. Огромная ручища монстра была крайне могучей. Если не считать ее величины и волосатости, рука была совершенно человеческой.

Женщина дернула его за рубашку.

На лице ее было написано легкое отвращение. Только позже Вольф открыл, что отталкивало ее: она никогда раньше не видела толстого старика. Более того, ее озадачивала одежда.

Она продолжала тянуть его за рубашку. Чем ждать, что она попросит зебриллу снять ее, он предпочел стащить ее сам.

Она с любопытством посмотрела на рубашку, понюхала ее, сказала: «Уй!», а затем сделала какой-то жест.

Хотя он предпочел бы не понять ее и еще меньше рвался подчиниться, он решил, что вполне может. Не было никакой причины расстраивать ее и, наверно, гневить зебриллу. Вольф сбросил одежду и ждал новых приказаний.

Женщина визгливо рассмеялась, зебрилла ответил лающим смехом и трахнул себя по бедру огромной ручищей так, что звук был словно от рубящего дерево топора. Он и женщина обняли друг друга за талию и, истерически смеясь, пошли пошатываясь вперед по пляжу.

Взбешенный, униженный, опозоренный, но так же и благодарный, что остался цел, Вольф снова надел брюки.

Подобрав нижнее белье, носки и ботинки, он поплелся по песку обратно в джунгли. Достав рог из потайного места, он долгое время сидел, гадая, что делать. Наконец он заснул.

Он проснулся утром, с затекшими мускулами, голодный, жаждущий.

Пляж ожил. Вдобавок к виденным им ночью русам и русалкам, здесь было несколько больших тюленей с ярко-оранжевыми шкурами, плюхавшихся взад-вперед по песку в погоне за янтарными шарами, метаемыми русалиями, а человек с выступавшими изо лба бараньими рогами, мохнатыми ногами и коротким козлиным хвостом преследовал женщину, выглядевшую во многом похожей на ту, которая была с зебриллой. Волосы у нее, однако, были желтыми. Она бежала, пока рогатый человек не прыгнул на нее и, смеясь, не повалил на песок. То, что случилось после, показало ему, что эти существа, должно быть, столь же не ведали чувства греха и сдерживающих начал, как Адам и Ева.

Это было более чем интересно, но зрелище завтракавшей русалки возбудило его в других и более требовательных направлениях. Русалка держала в одной руке овальный желтый плод и полусферу, выглядевшую похоже на скорлупу кокосового ореха, в другой.