Гэв Торп - Предъявление обид [ЛП]

Подобные перешептывания были обычным делом в гномьих владениях, но когда с востока начали приходить рассказы, те, кто обычно игнорировал подобную болтовню, начали обращать на них внимание. Воины-людоеды, свирепые и отважные, сражались между собой на замерзших пустынных землях Зорн Узкул, к востоку от Высокого Перевала; некоторые утверждали, что враги выбирают самых сильных вождей для предстоящего вторжения.

Но самым большим подливанием масла в огонь слухов были рассказы о Жарр-Наггрунде, бесплодных равнинах далеко за темными землями, где обитали Жарри-Думы. Говорили, что их печи день за днем, месяц за месяцем наполняют небо густым клубом дыма. Такие новости были встречены с тревогой как молодыми, так и старыми, так как прошло много лет с тех пор, как гномы сражались против своих далеких, извращенных сородичей.

Поэтому дварфийские таны собрались в зале для аудиенций и пировали жареной уткой и жареной олениной, потягивая Эль из кружек и обмениваясь своими теориями относительно заявления Барундина.

Король позволил пустой болтовне захлестнуть себя, сидя за высоким столом в окружении ближайших советников. Дромки Быстробородый, новый Повелитель Рун, сидел по одну сторону от него, Хенгрид — по другую. Там же был и Римбаль Ванадзаки, теперь один из советников по паровым машинам гильдии инженеров. Тагри сидел чуть поодаль, между ним и королем сидели два самых важных тана, а остальная часть стола была занята разными кузенами и племянниками. Все, кроме одного стула, который стоял пустой. Барундин смотрел на кресло с тяжелым сердцем, не обращая внимания на болтовню вокруг. Наполнив свою кружку, он встал, и в зале воцарилась тишина, шум пиршества сменился редким шепотом и шепотом ожидания.

— Мои друзья и родственники, — начал Барундин, поднимая свою кружку. — Благодарю вас всех за то, что вы пришли сегодня и так быстро. Мы собрались здесь, чтобы отдать дань уважения духу Арбрека серебряных пальцев. Сейчас он обитает в чертогах предков, где, я уверен, его советы так же ценятся и ценятся, как и здесь.

Барундин откашлялся и опустил кружку на грудь, сжимая ее обеими руками. Сидевшие за столом подавили стоны, так как знали, что это была «говорящая поза» Барундина, и это означало, что он, вероятно, будет говорить еще довольно долго.

— Как вы знаете, Арбрек был мне как второй отец, — сказал Барундин. — А после смерти моего отца, возможно, был мне ближе всех в моей семье. За те годы, что я знал его, а их было слишком мало, он никогда не стеснялся поправлять меня или не соглашаться с моим мнением. Как и любой настоящий гном, он говорил мало, но говорил то, что думал. Каждое слово, слетавшее с его губ, было таким же искусным и продуманным, как и созданные им руны, и, конечно же, столь же ценным. И хотя ценность такой жизни, как у него, трудно измерить, я бы сказал, что его величайшим даром мне был мой топор, Ворчун. Он ковался им с определенной целью в течение многих лет. Так Арбрек выковывал мою цель за все годы, что я знал его. Без его твердого руководства, его неодобрительных взглядов и этих странных моментов похвалы я, возможно, никогда не преуспел бы в качестве короля. Хотя мои спутники и советники — утешение для меня, и их мудрость всегда была услышана — именно слова Арбрека Сильверфингера мне сейчас очень не хватает. И поэтому я прошу вас, вожди Жуфбара, поднять свои чаши в благодарность Арбреку и его деяниям в жизни, а также его памяти теперь, когда он ушел.

Не было ни хриплых возгласов, ни громких заявлений. Компания поднялась на ноги, подняв кружки над головами, и все как один провозгласили: «За Арбрека!»

Барундин отхлебнул эля — не столько для того, чтобы взбодриться, сколько чтобы поднять тост в память о погибшем повелителе рун. Пока остальные гномы усаживались, он продолжал стоять, снова приняв прежнюю позу, крепко держа перед собой кружку.

— Я был королем Жуфбара в трудные времена, — сказал он толпе. — Мы воевали и сражались с подлыми врагами, чтобы защитить свое королевство и свою честь. Я горжусь тем, что являюсь вашим королем, и мы многого достигли вместе.

С минуту он стоял молча. Он не был уверен насчет следующей части своей речи, хотя и репетировал ее много раз. Наконец он глубоко вздохнул и снова заговорил:

— Но есть один долг короля, который я не выполнил, — сказал Барундин, к явному удивлению своих гостей. — Я здоров и нахожусь в расцвете сил, и хотя я ничего так не хочу, как стать вашим королем на века вперед, есть время, когда каждый должен смотреть в лицо своему собственному будущему.