Гарри Гаррисон - Король и император

— Этого достаточно.

Нога соскользнула с крошечной перекладины, приделанной не из жалости, а ради продления страданий. Вес тела сместился на запястья и больную ногу. На этот раз боль не заставила очнуться — она милосердно опустила его ниже всех уровней сознания.

Император собирал оставшиеся у него войска у подножия лестницы, от которой его, обожженного, недавно увела свита. На этот раз стороны не прибегали к обману, не пытались застать врасплох. Сейчас это было похоже на любимую игру воинов. Двое садятся друг против друга, сцепляются руками, и каждый старается положить руку противника на стол. Побеждает сильнейший — или более волевой, если соперники равны по физическим данным. Когда воины пьяны, они вбивают гвозди, чтобы торчащее из стола острие прокололо кисть проигравшего. Это чрезвычайно стимулирует силу воли.

Именно так дела обстояли сейчас. Весь день циркулировали разнообразные слухи, часто поднималась паника: восстали итальянцы, с берега замечен арабский флот, король язычников улетел на своих волшебных крыльях, чтобы привести новую армию.

Все это не имело значения. Король язычников мертв или скоро будет мертв. От его армии к завтрашнему утру ничего не останется. После этого Бруно уйдет в горы, отступит до самой Германии, где можно собрать силы для нового похода. Но нынешнюю войну нельзя оставлять незаконченной, нельзя давать пищу для легенд о победе над императором.

После полудня Бранд чистил свои доспехи и размышлял. Большинство его уцелевших воинов превратились в простых зрителей из-за ранений или нехватки оружия и боеприпасов. Он рассчитывал, что войско противника находится в таком же состоянии. Та часть императорской армии, что находилась с внешней стороны городской стены, постоянно таяла — из-за дезертирства и оттого, что надежные отряды перемещались в город для каких-то неотложных задач. «В конце концов все дело решит стычка нескольких воинов, — подумал Бранд. — Может быть, только двоих».

Каким оружием сражаться — вот вопрос. Бранд не ожидал, что Бруно окажется так же стремителен, как Ивар, или так же силен, как он сам. Но император определенно ловчее, чем Стирр или сам Бранд, и сильнее, чем Ивар.

Великан решил не брать свой «Боевой тролль». В поединке с таким искусным мечником топор не даст преимуществ. Бранд взял меч у Гудмунда, повертел в руках и со вздохом вернул. Он решил полагаться на голую силу, которой превосходил любого человека. Холугаландский богатырь позаимствовал у английского коротышки алебарду и отпилил половину древка. Никто иной не смог бы управляться с таким массивным подобием топора одной рукой — это и будет преимуществом Бранда. С одной стороны лезвие, с другой — шип, впереди — острие, как наконечник копья. Бранд также отказался от своего щита, взял щит убитого товарища и, обкорнав его до половины диаметра, накрепко привязал к левому предплечью, так что кисть руки оставалась свободна. Поверх кольчуги он надел кожаную куртку с другого мертвеца, у нее на левой стороне слой кожи был двойным — хоть и пустяковая, но все же защита для той области, которая должна быть прикрыта нормальным щитом.

Когда в стане неприятеля опять затрубили трубы, набычившийся Бранд вышел на верх лестницы. Ему было жарко и хотелось пить — враги давно перекрыли поток в акведуке. Зато Бранд уже ничего не боялся.

Император стоял во главе своих отборных тяжеловооруженных пехотинцев. В первых рядах у германцев появились какие-то непонятные устройства.

— Это что же такое у них? — спросил Бранд у Стеффи, взявшего в руки зажигательный снаряд, один из последних трех.

— Вроде шланги, — сказал Стеффи. — Небось для воды. Какие-то насосы. Наверное, чтобы тушить пламя.

И действительно, люди Бруно разыскали в городе пожарных и заставили их принести снасти для тушения огня.

— Эти штуки ни к чему! — крикнул Бранд по-норвежски.

Он знал, что Бруно поймет его, тот выучил язык, пока искал Святое Копье. Бранд развернул Стеффи, легонько пихнул к своим.

— Эй, здоровяк, дай я поднимусь, и подеремся! — крикнул Бруно.

— Я спущусь сам.

— Если я тебя побью, твои люди сдадутся?

— Если ты победишь, спроси их сам. А если победа будет моя, я спрошу твоих.

Бруно подошел к подножию лестницы, а его германцы отступили, освободив участок в двадцать футов шириной.

Но не все взгляды были устремлены на выбранное для поединка место. Наверху за парапетом шептались Квикка и Озмод.