Тимофей Царенко - Сны и башни [СИ]

Империя была спасена. Снова.

Примерно час спустя после скорбной свадьбы…

— Ваше сиятельство, разрешите занять минуту вашего драгоценного времени! — один из аристократов, что пережил удар душееда, мялся на пороге палаты, которую для графа собрали из ширм.

— Да, рука плохо приросла? Ее нельзя нагружать еще полгода! — Фальцанетти оторвался от кровавого комка, который ему принесли выжившие пациенты.

— Да нет, видите ли, вышла ужасная ошибка! Это не моя рука… — было видно, что гость палаты боится архимага до икоты, но и вернуть родную конечность ему очень хочется.

— Да? С чего вы взяли? Она могла испачкаться в грязи… — Архимаг с сомнением разглядывал какой-то орган, который он только что вырвал из тела на столе перед ним. На его лице отразилось мучительное чувство узнавания.

— Но это женская рука! Более того, девичья! Не могли бы вы устранить эту досадную оплошность? Плачу любые деньги! Я и свою руку нашел, вот…

— Да? Женская рука, значит? — биомант кинул неизвестный орган в угол палаты и вытер руки полотенцем. — Дайте посмотрю. Точно. Женская. Какие красивые ногти, надо узнать, кто делал… Ничего, сейчас я все исправлю.

С этими словами архимаг взял мертвую руку, ткнул ею куда-то в район плеча и стал творить магию. Плоть потекла и…

— А так и должно быть? — озадачился гость. Он шевелил сразу десятью пальцами на двух правых руках, которые у него торчали из плеча. В этом он пугающе походил на почившего душееда.

— Найдете хозяйку — приходите с ней. Пришью ей обратно. Заодно и поищете ту самую хозяйку. А так конечность лучше сохранится, — Фальцанетти отвернулся к своему пациенту. Он потерял всяческий интерес к гостю.

Бледный аристократ с трудом вышел из палаты.

Еще десять минут спустя.

— Мадам, у меня к вам очень интимный вопрос, мадам, это случайно не ваша рука?

Крик, полный ужаса, пронесся под сводом разрушенного храма.

Сутки спустя после скорбной свадьбы.

Ульрих, первый император людей, разглядывал себя в зеркале.

— Я знаю, что это значит, и выводы мне нравятся! — в итоге довольно заявил первый император. Его внешность претерпела разительные изменения. Он стал моложе. Седые волосы потемнели и вновь стали цвета отполированного золота. Лишь глубокие морщины вокруг глаз не давали воспринимать их владельца как молодого человека.

Чем дольше жила империя, чем сильнее были ее враги, чем меньше веков ей оставалось существовать, тем старше выглядел первый император. Молодым в зеркале он себя не видел никогда.

Ульрих облачился в смену одежды и вышел в кабинет.

— Доклад! — отдал приказ первый император и осекся. В углу комнаты, в кресле, восседала дебелая тетка в костюме кухарки.

— Дрянь тело. Шесть родов, месячные уже десять лет как не идут, постоянно мерзко потею, тело смердит, а во рту ни одного здорового зуба. — В визгливом голосе женщины звучала лишь глухая злоба.

Ульрих опознал в незнакомке ловчего духа, который исполнил условия пари.

— О, да, какой кошмар, какой ужас! Эти женщины в возрасте страшные люди, здоровья нет, а могут прожить и двадцать, и все сорок лет, пока не помрут. Я вижу, эта милая барышня проскрипит не меньше. — В голосе Ульриха притаился смех. — А теперь нормальный доклад. — Закончил он жестко.

— Виктор жив, подавлен, был ранен, пришлось пришить ему руку и ногу, на месте помощь оказал Фальцанетти. Кстати, именно он доставил Гринривера и Салеха к храму. В результате его действий погибло почти семь сотен горожан. Джимми устало зевнул. Стало ясно, что он эти сутки не смыкал глаз. — Ричард Гринривер и Рей Салех выжили. Салех тяжело ранен, отправлен на излечение в лечебницу всесветлого Джозефа. Ему оказывают помощь лучшие целители…

Понурый вид духа можно было понять. У него были охренительные проблемы.

Еще сутки спустя.

— Мое сердце мне шепчет, добром это не кончится, — Виктор, растерянный и бледный, сидел за столом. Облачен он был в легкие штаны и сорочку. Рукава и штанины легко подматывались. А правая рука и нога почивали в гипсе. На лице щетина.

— Увы, такова правда жизни, — Ульрих, напротив, печальным не выглядел. — Хороший повод подготовить себе преемника!

— Ага, и это единственный способ хоть как-то контролировать Гринривера! Папа, напоминаю тебе, это пацан двадцати семи лет отроду. Он выраженный психопат!

— А еще он справился там, где облажался даже я! — парировал Ульрих. — Где облажались все мы, всесильные монстры! Наша сила нас так ослепила, что мы едва не потеряли все! Вообще все! Он сожрал три, три поколения моих детей! Только чудом эта тварь не попадала на тебя предыдущие разы.