Борис Сапожников - Вверх по реке

Ещё два зенитных пулемёта замолчали — плотность огня, прикрывающего радиовышку, сильно упала. И полковник Конрад решился на следующий шаг. Маневровые двигатели дирижабля зашумели, тень его накрыла нас. К перестуку зенитных пулемётов добавились резкий стрёкот «маннов» небесного крейсера. Из пушек даже самого малого калибра по вышке стрелять опасались, а вот поливать врагов длинными очередями уже не стеснялись.

Когда мы с Оцелотти забрались по лестнице на уровень с кабиной управления радиовышки, на настил рядом с нами упали сразу несколько тросов. Прыгать с парашютами десантники не стали — высота не велика, можно и рискнуть. Они скользили по тросам, держа наготове «ригели». Почти одновременно с нами и первой волной десантников с дирижабля, на настил рядом с кабиной забрались оставшиеся бойцы Оцелотти. Без потерь среди них не обошлось: трое из шести бойцов не добрались до цели.

Оцелотти первым шагнул к кабине и едва не схлопотал пулю. Лишь каким-то невероятно стремительным движением ему удалось уклониться. Он тут же ответил, пальнув из обоих револьверов. Я даже не заметил, когда они оказались у него в руках. Вряд ли промахнулся, но этот мало — изнутри открыли ураганный огонь. Может быть, «Шатье» и не лучший пулемёт, однако на убойной дистанции он показал себя с наилучшей стороны. Я упал на металл настила, стреляя больше на удачу, поразить невидимого пулемётчика шансов у меня не было. Десантники последовали моему примеру, давая короткие очереди внутрь кабины. Чтобы заткнуть пулемёт, хватило бы пары гранат, однако разносить оборудование, ради которого затеян весь рейд, в планы Конрада точно не входило. Даже из «ригелей» внутрь стрелять довольно опасно, а потому ни о каком огне на подавление не стоило даже мечтать.

Выстрела снайперской винтовки я не слышал, но никто, кроме оставшегося на пакетботе Кукарачи, не мог подстрелить пулемётчика. Как только тот замолчал, я и Оцелотти одновременно бросились к кабине. Десантники отстали от нас всего на пару шагов. Легионеры едва не успели снова открыть по нам огонь из «шатье». Их подвела собственная выучка. Один из бойцов схватил пулемёт, однако прежде чем дать по нам очередь, решил сменить позицию. Правильный выбор, когда тебя может пристрелить снайпер. Однако мы с Оцелотти опередили легионера. Прикрывавшие его товарищи вскинули «ригели» и тут же повалились со свинцовыми гостинцами от меня и Оцелотти. Пулемётчик уже упал на новой позиции за укрытие из мешков с песком и передёргивал затвор. Я прыгнул в его сторону, перекатился через плечо, нажал на спусковой крючок, на удачу отправляя три пули. Это заставило пулемётчика дёрнуться, задержаться на долю секунды. В бою это очень много. К примеру, вполне достаточно, чтобы стрелок, вроде Оцелотти, всадил врагу пулю прямо между глаз. Пулемётчик упал ничком, уткнувшись лбом в приклад «шатье».

На то, чтобы добить последних легионеров, защищавших кабину радиовышки, у нас ушло несколько минут. Они оказались крепкими орешками, к тому же нас сдерживала необходимость беречь оборудование. Однако десантников было больше, в выучке они не уступил врагу, так что исход короткой, но жестокой схватки оказался вполне предсказуем.

Как только с последним легионером в кабине было покончено, Оцелотти забрался на её крышу и пустил в небо зелёную ракету. Конечно, в лагере ещё шёл бой, вот только оказавшись под перекрёстным огнём с пакетбота, дирижабля и радиовышки, откуда по легионерам сверху били уцелевшие зенитные пулемёты, захваченные десантниками, враги просто не могли головы поднять. Если бы не принцип Безымянного легиона никогда не сдаваться, они бы, наверное, уже подняли белый флаг. А может, просто понимали, что пощады ждать не приходится, и предпочли гибель в бою бесславной — и вполне возможно мучительной — смерти в плену.

Полковник Конрад спустился не на верёвке, а в одноместной гондоле. Он облачился в чёрный континентальный мундир с серебряным шитьём, и даже кожаный плащ нацепил. Наверное, потел под ним кошмарно. Он кивнул нам с Оцелотти, вошёл в кабину, переступая через тела легионеров и не боясь запачкать сапоги в крови.

— Настроено? — спросил полковник у связиста, подойдя к станции широкого вещания. — Меня должны слышать по всем колониям.

— Так точно, — отрапортовал тот, протягивая ему микрофон.

— Отлично, — кивнул Конрад, поправляя фуражку, словно на смотре, и садясь на стул перед радиостанцией. — Всем выйти, — не оборачиваясь, чтобы проверить, выполнили ли его приказ, велел полковник, беря в руки микрофон.