Андрей Ездаков - Время драконов [СИ]

— Сделаем.

Викулов, прихватив двоих солдат, снова скрылся в спальном корпусе.

Поглаживая новый автомат, Михнев прогуливался вокруг ЛАЗов, но сейчас его интересовал не ход ремонтных работ. Практически не замечая происходящего, он опять вспоминал и переживал то необычайное сладостное ощущение парения, которое испытал, вспрыгивая на крышу автобуса.

Все эмоциональные переживания, будь то сексуальное удовлетворение, наслаждение хорошей сауной и общением с друзьями, даже радость от качественно сделанной интересной работы не шли ни в какое сравнение с гаммой чувств, посетивших его в краткий миг полета. Михнев никак не мог понять и до конца поверить, что с ним может случиться такое. Он, логик до корней волос, пытался проанализировать свои ощущения, но ничего не получалось. Прекрасный аппарат формального мышления пасовал перед кратким, но необычайно ярким мигом его бытия.

Виктор даже начал понемногу раздражаться, понимая, что бессилен решить эту задачу и найти ответ на вопрос: «Почему ощущение полета вызвало в нем такую бурю чувств и эмоций?». В конце концов аналитический склад ума все же помог ему выбраться из зацикливания.

«Видимо, случившееся не может быть решено известными мне формальными методами и должно быть отнесено к категории чувственного опыта, — решил аналитик. — То есть к тем областям, которые традиционно считаются женской епархией, и, стало быть, мне мало доступны».

Этот, довольно логичный вывод успокоил Виктора. Чтобы окончательно улучшить свое настроение, он снова представил себя парящим в воздухе и, с радостью понял, что теперь может вызывать такое небывалое ощущение лишь одним усилием воли.

«И почему я раньше никогда не интересовался планерным спортом или дельтапланами, — размышлял Михнев. — Даже с парашютом отказался прыгнуть, когда отец решил меня приучить к десантным операциям».

Мысль Виктора прихотливо скользнула в прошлое. Вспомнился один из очень немногих случаев, когда он отказался делать то, что велел отец: высокий, широкоплечий человек, с удивительно крепкими руками и пронзительным взглядом серых глаз.

Как наяву, Михнев увидел себя пятнадцатилетним пацаном, стоящим, упрямо нахмурив лоб, в коридоре родительской малогабаритной двухкомнатной квартиры около телефонной полки, перед уже одетым отцом, который был явно удивлен оказанным ему сопротивлением. Он привык безраздельно господствовать в своей небольшой семье и если от кого и терпел возражения, так только от деда — Алексея Ивановича. Да и то, пожалуй, лишь потому, что тот таки дослужился до звания генерал-майора, хотя бы перед самой пенсией. Сам же Сергей Алексеевич был выдворен в отставку в чине майора, едва сыну исполнилось двенадцать. Это произошло в тот период, когда временщики, правившие страной, посчитали, что России не нужна армия. Были проведены повальные сокращения, коснувшиеся, в основном, самой работоспособной и толковой части командного состава, под которые и попал Сергей Алексеевич — талантливый молодой офицер, недавно закончивший академию.

Возможно, эта несправедливость и послужила толчком к изменению характера отца. Обычно строгий, но справедливый он стал непреклонным и агрессивным. Любое несовпадение точки зрения членов семьи с собственной Сергей Алексеевич воспринимал как личное оскорбление и лишь периодически гостивший дед, мог оспаривать его решения.

Двадцать два года тому назад в теплый осенний день Виктор впервые проявил твердость характера и отказался ехать с отцом на аэродром для прыжков с парашютом. Сейчас уже было трудно вспомнить, что послужило толчком к этому поступку: жесткость ли родительского распоряжения, трудности переходного возраста или какое-то внутреннее, необъяснимое нежелание испытывать чувство свободного падения. Важно то, что именно в тот давний день, Виктор осознал себя взрослой личностью, способной самостоятельно решать что ей нужно, а что нет.

Дело тогда чуть не дошло до серьезного рукоприкладства. Сергей Алексеевич порой позволял себе наподдать своим домочадцам. Однако за сына вступилась мать Виктория Тимофеевна, тихая, невысокая, чуть полноватая женщина, характер которой совершенно не соответствовал имени. Пожалуй, впервые за все время своего замужества, она осмелилась выступить против своего супруга, причем не в мягкой форме уговоров, а резким вскриком: «Не смей его трогать!»

Виктор до сих пор был благодарен матери за то неожиданное заступничество. Ему помогли выстоять в сложнейшей ситуации, против практически непререкаемого авторитета и он понял, что может и должен уметь отстаивать свою точку зрения, как бы трудно ни было. В дальнейшем жизнь не раз предоставляла возможность проявить это качество и часто, после очередной одержанной победы, Виктор вспоминал и мысленно благодарил мать за своевременную поддержку, так укрепившую его веру в свои силы.