Анатолий Ключников - Рождение Клеста [СИ]

— Простите, уважаемый, — смиренно я склонил голову, — что лезу к Вам со своими пустяками. Но наш Учитель — уважаемый в городе человек, и я не хотел бы, чтобы он пострадал из-за меня. Мы заплатили штраф потерпевшему — позвольте мне теперь сделать что-нибудь и на благо родного города…

Бургомистр поперхнулся своим толстым смехом и воззрился на меня удивлённо:

— Хм… Хм… На благо, говоришь… Что ж, есть у меня одна мыслишка, — он откинулся на спинку кресла и, донельзя довольный собой, сложил ладони на своём брюхе. — Горожане вечно жалуются на грязь, а у меня дворников содержать не на что. Так что давай, отработай два месяца на уборке улиц. Завтра зайди на городскую конюшню — там тебе выдадут нужные инструменты, — и он снова хрюкнул утробным смешком.

Вот так этот инцидент был окончательно исчерпан. Мне удалось сломить свою гордыню, слушая насмешки горожан, благо Учитель оставался непроницаем и своих чувств никак не выказывал.

А тот незадачливый жених через много лет стал городским казначеем. По крайней мере, полученная от меня травма деньги считать ему не помешала, так что совесть моя осталась на его счёт совершенно спокойной.

Неумолимое время шло и шло, и моё лицо обзавелось жиденькими усиками и робкими волосками на подбородке. Я, отчаявшись, принял решение стать разнорабочим у строителей, так как они летом кочевали по стране, выполняя подрядные заказы, и я имел бы возможность вообще не жить дома и не слушать нудение родителей о своей беспутной натуре. Приближалось первое моё строительное лето…

Вдруг, как гром среди ясного неба, пришло сообщение: война! На нас напала Нихелия!

Нервное возбуждение охватило всех, а я — ликовал. Сам Пресветлый предоставил мне возможность отработать свои боевые навыки на пользу родине, и больше никто не посмеет упрекать меня в нахлебничестве. Я буду и страну защищать, и кормить на войне будут за казённый счёт. Отец стал сумрачным, — даже его молоточек стучал сердито, а мама часто плакала, изо-всех стараясь, чтобы её слёзы не капали на шитьё, и я, глупый мальчишка, не понимал тогда — почему. Разобьём мы этих проклятых нихельцев — разве в этом можно сомневаться?! На войне гибнет не так и много людей, а уж я-то, да со своими умениями, — совершенно точно останусь жив!

Я быстрее ветра помчался в городскую ратушу и заявился к бургомистру, рассказав о своём желании воевать за любимую страну.

— Ох, ох! — Боров суетился, топая по коридору — я семенил следом. — Все сопляки хотят воевать — все лезут ко мне. — он утёр огромным белым платком потную лысину. — И всем всё от меня нужно, все всё требуют. Лошадей в армию — дай, продовольствие — дай, а у меня тут не деревня, а город, вообще-то. На конюшне — пять старых кляч… Всё нужно собирать по всему дистрикту, а времени — не дают! Военный приезжал — повесить грозился! Давай, топай к командиру городской стражи — пусть он с тобой разбирается…

Командир городской стражи, комендант, был дядькой под стать Борову — такой же обрюзгший, только краснолицый, бородатый и с густой шевелюрой. Его кожаный доспех вонял конским потом и красовался винными пятнами. Война и его застала врасплох: он тоже бегал дёрганный и растерявшийся.

— Что? Воевать, говоришь? Хорошо, очень хорошо… Нам тут норму дали: сто человек для армии выставить, и где хочешь бери. Хоть сам на войну иди… Оружия в городе — нет ни шиша: с палками нам идти, что ли?! Запас иметь заранее — указаниев не давали, а теперь вот приезжают тут всякие, требуют и повесить грозятся… Ни щитов, ни доспехов — ни-че-го!

Комендант рывком, злобно открыл шкаф из светлого берёзового дерева, достал оттуда глиняный кувшин с узким горлом, ожесточённо вырвал плотную пробку и залпом приложился. От него, впрочем, и так разило вчерашним перегаром. Живительный глоток, похоже, придал ему некоторую ясность мышления:

— Так, вот что, парень. Иди во двор — там как раз идёт запись желающих. А вот оружия — нет, не взыщи, дать не могу.

Во дворе комендатуры толпились весёлые, возбуждённые молодые мужики и парни. Пожалуй, комендант зря переживал: набрать сотню желающих труда не составляло… Я встал в общую очередь.

В середине двора стоял расшатанный, старый колченогий стол, за которым писарь из управы старательно записывал имена на придавленные булыжниками бумажки — чтобы шаловливый ветер их не унёс. Рядом с ним стояли стражники с копьями — защищали писаку от напора бестолковой толпы, а заодно и оценивали добровольцев на пригодность к службе, на глазок.