— Потому что мы одно целое, Катарина. В едином полете, в единой стае, забыла? Снежные вороны выжили именно потому, что личное приносилось в жертву общему. Только благодаря этому правилу Клан до сих пор держится на ногах и еще способен вести боевые действия. Кто мы такие, чтобы менять устоявшиеся правила? Никто. Разве я не прав?
Катарина замолчала, но потом утвердительно ответила, понимая абсурдность своей просьбы.
— Воут.
Потом легла обратно в постель, укутавшись с головой, оставив лишь растрепанные волосы на краю подушки.
— Не обижайся. Правда, Катарина. Я… я мог бы помочь тебе, если бы у меня были на то силы, но эти времена уже давно позади. Мне далеко не тридцать и глядя на себя в зеркало, мне кажется, что мой мех после сражения выглядит куда лучше, чем я. Ты просишь невозможного.
— Я читала твое личное дело, — она вынырнула из-под одеяла, обнажив свою грудь и нисколько этого не стесняясь. — Там были слова, что для тебя нет ничего невозможного.
— Когда-то давно так оно и было. Но времена меняются, а люди имеют свойство стареть и терять силы. Навыки по-прежнему при мне, и кое-что даже стало лучше, но возраст, Катарина, возраст неумолимо идет вперед и его нельзя остановить. Я стал дряхлым и уже давно растерял былую прыть. Прости меня, если я тебя огорчил.
Потом Виктор вернулся к женщине и поцеловал, коснувшись своей рукой ее шеи.
— Тебе пора, они скоро заподозрят неладное.
Катарина не стала перечить и повиновалась, как будто и не было между ними никаких различий.
Битва за Цирцею шла уже не первый месяц. Потери с обеих сторон уже давно перевалили все допустимые, в таких случаях, пределы. Люди уставали, техника выходила из строя слишком часто и быстро, подвергая опасности важные направления, совсем недавно отвоеванные у неприятеля.
Клан Ворона давно перестал считать погибших. Их было так много, что казалось, собери воедино все уничтоженные машины и свали в одно место, гора затмила бы солнце. В какой-то момент по обе стороны фронта пришли к выводу о необходимости передышки. Чаша весов так и не склонилась ни в одну из сторон, давая понять, что если победа и будет удержана в чьих-то руках, то она будет Пирровой.
Однако очень многое прошло мимо Виктора. Последние несколько дней он находился в камере для подсудимых, дожидаясь своего приговора и того, что последует за ним. Иллюзий не было — офицер сдержал свое слово и сделал все, чтобы старого капитана взяли под стражу. Улики были вопросом времени и самое страшное находилось впереди.
В камере он чувствовал себя спокойнее, по крайней мере здесь ему не грозила опасность в лице неприятеля, наводившего на него свои орудия. Не было слышно грохота снарядов, разрывов кассетных мин и кричащей панели управления, где надпись ТРЕВОГА, иной раз не сходила по нескольку минут.
Виктор сидел на голом полу, оперевшись спиной о стену и думая над тем, как ему быть. Судебная машина запущена — обратной дороги нет. Можно было конечно рассказать все как было, подтвердить слова вернорожденного офицера и попытаться выкрутиться из капкана, но… он не мог себе позволить подобного. Катарина была для него всем. Впервые за столько лет он почувствовал себя нужным. По-настоящему. Нужным не на поле битвы, не в рядах таких же одиноких, озверевших от всего, пилотов боевых машин. Нужен кому-то. Женщина многое дала ему, а главное помогла посмотреть на давно сложившиеся вещи другими глазами.
В этом была ирония, паскудная, как ночная тревога, но до боли смешная, как будто видишь знакомое лицо и не веришь своим глазам, а губы сами растягиваются в стороны, рождая на лице улыбку.
Виктор рассмеялся. Громко, практически не сдерживая себя, и тем самым привлек к внимание охранников.
Они о чем-то переговорили, потом один из них вышел и вскоре вернулся, но уже в компании одного из тех негодяев, что так и грезили увидеть его в болтающимся в петле.
— Мне сказали ты смеялся. Что смешного?
Он провел взглядом по камере, где не было ничего, кроме коротенькой кровати и лазерного заграждения, жужжащего, словно туча саранчи, пролетающей над пшеничным полем.
— Нам не о чем больше говорить. Встретимся на трибунале.
Офицер молча кивнул, разворачиваясь лицом к выходу, но внезапно остановился, решив кое-что все-таки сказать.
— Знаешь, забыл тебя проинформировать, мы провели анализ того самого боя, допросили кое-кого из плененных вражеских солдат и теперь у нас есть полная картина произошедшего тогда с группой.
Читать дальше