Владимир Поселягин - Командир Красной Армии [litres]

Крапивин развернулся и окликнул командира, который – несмотря на шум в ушах, я хорошо слышал – сообщил о том, что прибыл от Сталина.

Командиры отошли, дав капитану Омельченко пройти к лежащему на брезенте раненому. Даже на первый взгляд было видно, как все плохо. Фактически парня, еще совсем мальчишку, разорвало пополам. В остатках живота были видны никелированные зажимы, которые перекрывали артерии и вены, останавливая кровь. Виднелись белые изломанные кости в жутких ранах. Врач даже не пытался перевязывать, понимал, что бесполезно.

– Оставьте нас, – тихо попросил лежавший на брезенте командир. Было видно, как окружавшие его люди уважают раненого. Тут же все сделали несколько шагов назад, только военврач продолжал суетиться у тела раненого.

– Кто вы? – последовал тихий вопрос.

– Капитан Омельченко, прибыл сюда по приказу наркома товарища Берии, чтобы передать личное письмо от товарища Сталина.

– Прочтите, – тихо попросил раненый и судорожно закашлялся кровью. Военврач помог Фролову перевернуться на бок и откашляться, после чего вернул его в прежнее положение.

Капитан, не теряя времени, быстро вскрыл запечатанный конверт и прочел сообщение.

– Вот как, а я готовился к побегу. Даже документы и форму… кха… кха… подобрал… Дай!

Капитан вложил в слабую руку лист бумаги. Пачкая белый лист окровавленными пальцами, раненый сжал их, крепко держа послание.

Тело раненого все чаще и чаще скручивала судорога кашля. Было видно, как быстро он терял силы.

– Планшет… открой.

Капитан наклонился и открыл лежавший рядом с раненым планшет, предварительно убрав с него кобуру.

– Тетрадка… там моя биография. Запечатай ее, не открывая. Отдашь лично Сталину… Лично… Он все поймет… кха.

Тело раненого снова скрутила сильная судорога кашля.

– Что имеем не храним, а потерявши горько плачем, – слабо усмехнулся раненый. – Капитан, личная просьба Сталину… Кха-кха…

– Слушаю, – ближе склонился капитан.

– В дивизионе есть моряк… Мишин, позаботьтесь о нем и о его семье… родственники… жаль, поздно понял, – раненый слабел, это было видно по длительным паузам, что он делал. – Тринадцатое… никогда не был суеверным… Кха…

– Это все? – спросил капитан.

– Старшим после меня остается майор Филатов. На дивизионе Майоров… – видимо, в эти слова раненый вложил все оставшиеся силы, потому что откинулся назад и потерял сознание.

Приложив пальцы к шее, пачкая ее кровью, Крапивин тихо сказал:

– Все, сердце остановилось.

Сталин стоял у окна и дымил трубкой, выпуская дым в открытую форточку На столе за его спиной лежала открытая простая ученическая тетрадь, рядом вскрытый плотный пакет со штампами «Совершенно секретно» и рапорт от капитана Омельченко. Иосифу Виссарионовичу было грустно и немного обидно. Случайности на войне обычное дело, но чтобы так, когда уже практически все было решено, все насмарку… Это было очень обидно.

Заметив, что трубка погасла, Сталин очнулся и, подойдя к пепельнице, выбил ее. Затем взял из шкафа любимые папиросы и стал набивать заново, не сводя взгляда с тетради.

– Кукурузник, говоришь, перестройка?.. Союзники страну развалили? Ну, это мы еще посмотрим.

Сталин вернулся к окну и некоторое время наблюдал, как по улице Москвы военного времени деловито спешат люди и вереницы машин. Затянувшись, он недовольно посмотрел на опять погасшую трубку и повторил:

– Не будет этого, парень, не допущу.

Продолжение следует