Владимир Поселягин - Командир Красной Армии [litres]

Когда мы въехали в расположение дивизиона, то у радиопалатки заметили большое скопление людей, а подъехав ближе, услышали крики радости, через которые с трудом пробивался торжественный голос Левитана, доносившийся из большого динамика, скрученного нашими радистами со столба в ближайшей деревушке.

– В чем дело? – громко спросил я бойцов.

– Разойдись! – почти немедленно донесся крик Майорова из середины толпы.

– Что у вас тут? – спросил я начштаба, слушая, как Левитан сообщает об упорных боях наших войск под Минском. Смотри-ка, держатся еще!

– Наши окружили крупную группировку немцев под Житомиром и сейчас ведут наступление силами резервного фронта и резервных армий. Немцы панически отступают, – радостно улыбаясь, пояснил мне Саня.

– Так вот почему за день ни одного немецкого самолета и заслон такой слабый. Странно, что пленные об этом не знают, – задумчиво пробормотал я.

Захват пленных, что прошел вчера вечером перед концертом, ничего не дал, кроме количества сил, перед нами расположенных. Пленные сообщили, что с этого участка был снят почти весь полк, остался только их батальон и минометная батарея, изрядно потрепанные у моста и в попытке переправиться.

– Да что ты такой смурной? Тут радоваться надо! – обняв меня и похлопав по спине, прокричал начштаба.

– Да я радуюсь, – похлопал я его по плечу и тут же перешел на деловой тон: – Что у нас с разведданными? С танкистами мы уже договорились.

Посмотрев на танкиста, который, улыбаясь, стоял у динамика, слушая и стоявших рядом бойцов, и голос Левитана, Саня сказал:

– Разведчики тут, можешь лично их опросить. Но я уже провел опрос и накидал схему расположения немцев.

– Артиллеристам отправил?

– Конечно, они уже рассчитывают установки для стрельбы. Но ты должен понять, что необходима пристрелка, а это значит, нужны корректировщики.

– Они есть у танкистов. Канал для связи они передали с порученцем, – кивнул я на лейтеху, который зацепился языком с Александровым и что-то живо обсуждал.

– Тогда совсем проблем нет.

– Хорошо, пошли. Конечно, новости, что мы получили, радостные, но пора приниматься за работу.

Пока мы шли к штабному домику, я прикинул, как все это повлияет на наше будущее. По прикидкам – никак. Можно оставаться тут, продолжая удерживать оборону, несмотря на опасение, что нас обойдут, ведь соседей ни справа, ни слева у нас нет. Но с последними сообщениями эта опаска пропала. Немцы все силы сейчас бросают на закрытие прорыва, так что им не до нашего заштатного участка. Тем более мост-то взорван, а он тут один на пятьдесят километров, не считая брода, о котором знали только местные. На немецких картах брода не было.

Разведчиков опросил быстро, вполне хватало и тех данных, что предоставил Саня, его профессионализму я доверял, так что я больше изучал молодого матроса, что стоял левее главстаршины.

– Расскажите о себе, – попросил я, когда тот закончил докладывать о проведенной разведке.

– Главстаршина Сергей Рокотов. Двадцать семь лет. Из Мурманска, – коротко представился старший моряк.

– Владимир Мишин. Двадцать один год. Из Ленинграда, – так же коротко представился молодой.

«Он еще и из Питера, то есть из Ленинграда, как и я. Странное совпадение, может, действительно родственник? Так я об этом не помню, точнее, не знаю. После гибели родителей на Севере меня отправили в детдом. О том, что у меня есть тетка, я в курсе, только она была старенькая. Я помню, как он меня навещала. Рассказывала о родственниках – большинство погибло в блокаду и на фронте. Это все».

– Расскажи о себе, есть родственники в Ленинграде?

– Есть… – неуверенно ответил Владимир.

За десять минут опросив его под удивленным взглядом начштаба, я отпустил моряков и задумчиво откинулся на спинку стула, не реагируя на вопросы Сани.

Рассказ прояснил многое. Мы действительно родственники. У нас один прадедушка. То есть это для меня он прадедушка, а для Владимира отец. Мой дед был Владимиру младшим братом. Про него я ничего определенного сказать не могу, но вроде тетка говорила, что Владимир пропал без вести в войну.

– Что? – не расслышал я.

– Почему ты Григорьеву представился Мишиным? – прямо спросил Саня.

Врать ему не хотелось, поэтому я, чуть помедлив, пояснил:

– Это моя настоящая фамилия. Документы Фролова мне попали случайно. Его убили какие-то урки, потом уже они мне попались в руки. Думаю, эти урки работали на немцев, у них была пачка из тридцати удостоверений командиров РККА и НКВД. Наверное, собирали документы для диверсантов.