Владимир Поселягин - Командир Красной Армии [litres]

– Зачем сменил фамилию?

– Были причины. Тебе о них знать не надо, целее будешь.

– Это твое решение и… спасибо, что сказал правду. Мишин, кстати, тебе кто?

– Похоже, что родственник… Что ты там до этого спрашивал?

– Что? А… когда начнем операцию?

– Через полчаса, ровно в три дня, – сверился я с часами. – С танкистами устойчивая связь?

– Да.

– Сообщи им координаты немцев…

Ефрейтор Ганс Отто Байер был расстроен. После той бойни, что произошла десять дней назад, он и остальные выжившие были отправлены в отдел контрразведки, где их плотно допрашивали. Конечно, бегство с поля боя сильно ударило по личному делу ефрейтора, и о земле под Киевом можно было забыть, теперь дадут где-нибудь в белорусских болотах. Но то, что другого выбора у та не было, признали даже офицеры гестапо, проводившие проверку.

После пяти дней мытарств получив сообщение, что полк будет заново сформирован в Польше, выжившие было воспряли духом – все-таки подальше от войны, ведь всем известно, что солдаты всегда остаются в своих подразделениях. Однако командир дивизии подложил им свинью, переведя в другой полк. Мечты вернуться в Польшу и повалять на сеновалах всегда согласных прекрасных полек так и остались мечтами.

За несколько дней они немного отошли от того чувства поражения, что вселилось в солдат после бегства от уничтоженной колонны. За день полк проходил до пятидесяти километров в сутки. Несколько раз бывало, что к ним с поднятыми руками выходили целые подразделения русских, даже однажды целая рота с командиром во главе. Ефрейтор тогда с чувством попинал этого лейтенанта, хэкая при каждом ударе. Потом он лично пристрелил лейтенанта и именно тогда понял, что пришел в норму, и ругань командира своего взвода слушал с довольным лицом. С тех пор он обязательно убивал одного из пленных, находил для этого повод.

Дальше их полк был на острие флангового охвата одной из армий русских, когда внезапно блестяще проходившая операция дала сбой. Когда колонна приблизилась к переправе, вдруг открыла огонь охрана моста. Среди всей какофонии опытный ефрейтор сразу выделил такие знакомые очереди русских зениток. Когда в борт их грузовика влетел шальной снаряд, разорвав двух сидевших рядом солдат, Ганс Отто первым с отвисшими сзади штанами и опустевшим кишечником покинул кузов и залег на обочине, отползая в поле. Этот ад длился так долго, что Байер чуть не сошел с ума, глядя, как погибают его товарищи. Некоторые падали от настигших пуль и снарядов, кто заживо сгорал, облитый бензином от взорвавшегося топливозаправщика, кого намотали на гусеницы свои же танкисты, в дыму ничего не видевшие.

В себя ефрейтор пришел только спустя час, когда полк отошел в низину и разослал патрули, убирая с дороги погибших и уничтоженную технику.

Буквально через два часа пришел приказ от командира корпуса оставить заслон и срочно выдвигаться в другой квадрат, чуть ли не на восемьдесят километров в сторону. Командир моторизованного полка оставил у неизвестной реки сильно прореженный русскими батальон майора Байера, однофамильца ефрейтора. Вместо шестисот человек тот насчитывал теперь всего четыреста пятьдесят солдат.

Ефрейтор возблагодарил судьбу, что майор Байер, решившись на попытку переправы, выбрал третью роту, а не первую, в которой служил ефрейтор и которая понесла самые большие потери. Тогда, находясь в прикрытии, он лично наблюдал, как выскочившие на берег две танкетки открыли ураганный огонь по беспомощным солдатам вермахта, находившимся на середине реки и на берегу. Тяжелые крупнокалиберные пули быстро предотвратили переправу, а танкетки, газанув, скрылись за складками местности, уйдя от мести обозленного майора Байера, приказавшего противотанкистам обстрелять тот берег. Две пушки батальона даже не успели повернуть в сторону опасности. Танкетки уже исчезли и больше не появлялись.

Ужас начался после обеда следующего дня, когда батальон полностью пришел в себя и взял под наблюдение противоположный берег, где окопались русские. Внезапно начался страшный артналет, причем снаряды ложились с такой точностью, что стало не по себе. Где-то явно сидел корректировщик. На воздух взлетали палатки, уцелевшая техника батальона, накрыло и минометную батарею, у которой суетились минометчики. Оглушенного ефрейтора Байера откинуло в сторону, поэтому он не слышал, как кричали солдаты батальона, после того как налет завершился, о русских танках. Только почувствовал, как затряслась земля под телом.