Саргон говорит, невидяще глядя на экран. Марина считает себя очень смелой. Но от слов отца становится холодно и жутко.
— Можно я пойду? Я устала.
Не поворачиваясь, император сухо бросил:
— Иди.
Только наверху, когда страшные гвардейцы остались позади, мир вновь заиграл яркими красками. Марине вновь стало весело и хорошо. Память о холодке, веявшим из загадочной коробочки, осталась.
Повнимательнее взглянув на отца, Марина совсем успокаивается. Напугавшие её кадры он видит не впервые, и даже не в десятый раз. А раз так- то вряд — ли Марине придётся наблюдать облако где-либо, кроме как на киноплёнке. Но в машине всё-таки спрашивает:
— В том мире знают о нас?
— Сложно сказать. Кое-кто из пришедших смог уйти. Нам многое нужно в их мире, но им ещё больше может понадобиться в нашем. Нас много, пожалуй, даже больше, чем их, но мы отстаем в развитии. Отстаем очень сильно. Мы сокращаем разрыв, но очень медленно. Если и знают — то хранят, как самую страшную государственную тайну. Небольшое вторжение мы в состоянии отбить, а на большое они сейчас не пойдут.
— То есть, будь бы наоборот, мы или миррены ударили бы по тому миру?
Саргон пристально смотрит на дочь. В такие моменты веришь, что её отдаленная прапрабабка полмира перевернула.
— Непременно. Слишком велик соблазн решить все проблемы за чужой счёт. Пока в выигрышном положении мы. Мы знаем, работы в каких разделах физики могут привести к открытию переходов. Знаем и… Блокируем работы в этих направлениях различными методами. Нам о них известно, им о нас — нет. Пока нет, ибо они ничуть не глупее нас или мирренов.
— Но ты же сам оттуда…
Тень чего-то непонятного мелькнула на лице императора.
— Той страны, страны великой мечты, уже нет. Большую, и, пожалуй, лучшую часть жизни я прожил здесь. Здесь мой дом, здесь моя страна. В конце-концов, здесь банально ты. Страну я буду защищать от любого врага, даже если он появится с моей бывшей родины. Тем более, там сейчас ничего хорошего не происходит.
— Но ведь и там где-то стоит похожий пилон. И его могут найти…
Саргон пристально взглянул на дочь.
— Не зря говорят, что ты умна. Это единственный пилон с двусторонней связью. Как видишь, здесь он очень хорошо спрятан, да и там укрыт не хуже.
— Только здесь кругом наши, а там — чужие.
— Верно. Только чужим сейчас дел до высокой физики нет.
— Такое время долго продолжаться не может. Иначе у них страна кончится.
— А она и так к этому движется. Человек может умирать несколько дней; государство — несколько десятков, а то и сотен лет. Мне их не жаль — сами у себя стали рушить всё, что могли — ну, значит, так им и надо. Мы за последние пару лет добыли больше информации, чем за тридцать лет до этого. Знаешь, я иногда думаю, что в крахе той страны, где я родился, виновата Великая война. Она вымела генофонд нации — нас, несколько миллионов лучших, воспитанных в духе великой идеи — от нас не осталось детей. Зато всякие двуличные и трусы успешно размножились. И потомки их в первом, и во втором поколении оказались такими же. Паразиты разъели тело. Изнутри. Теперь наступил закономерный финал. Они разъели мозг. Горько, что все так подходит к концу. Горько, но закономерно. Ужи да пингвины из неизвестных тебе стихов размножились в невероятных количествах. Погибли соколы да буревестники. Мы мечтали о звездах. До войны. И знали во время — если хочешь увидеть их — сперва надо увидеть чёрные кресты в прицеле. Уже здесь я узнал, что мой соотечественник был первым, кто поднялся в космос. Но даже сейчас нет баз на Луне и человек ещё не ступал на Звезду войны.
— На Марс.
— Что бы ступить на его поверхность, нужны другие люди. Но здесь… Если опять война выметет генофонд нации…
— То даже мне вряд ли удастся ступить на Красную планету.
— Именно так. Но история слишком часто повторяется. И здесь. И там. Никому из нас не удастся увидеть высадку на Красной планете. И вряд ли придётся подержать в руках лунный грунт.
Марине стало грустно. Чего-то красивого и загадочного она уже никогда не увидит.
Вернувшись домой, Марина сразу же отправилась в библиотеку искать книги про другой мир. Нашлось немало. За десятидневье прочла многие, бегло просмотрев остальные.
Другой мир… Мир, как мир, ничего особенного.
Он не кажется загадочным или притягательным. В чём-то — другой, а чем-то похожий. Иные очертания материков — и такие знакомые линии государственных границ. Там, как и здесь хватает войн, крови, смертей, ужасающей нищеты одних и варварской роскоши других. Что-то красиво, что-то безобразно. Как и здесь. Причудливый коктейль из величественного и ничтожного. Как и здесь. Марина никогда не видела Великой мирренской стены, но знает, что она существует. Примерно тоже для неё теперь значит и великая китайская стена — существует где-то в тех краях, куда Марине совершенно не хочется отправиться.
Читать дальше