Шимун Врочек - Золотая пуля [litres]

– Никогда не пытайся пробить шкуру буйвола иголкой, – сказал Роб мягко. – Ее даже ножом не возьмешь. Слышишь, малыш?

Джек встал.

Джек побежал на него еще раз. Он усвоил урок. В этот раз в руке у него были деревянные вилы. Роб приготовился, пригнулся…

Выстрел. Пороховой дым.

Джек на полпути споткнулся, выронил вилы. Мотнул головой – и упал. Забился на полу, среди соломы и засохшего навоза. Кровь текла, впитывалась в земляной пол. Джек поднял белое лицо, снова упал.

Стрелял бледный человек. После выстрела он убрал револьвер в кобуру, шагнул вперед. Роб встал у него на пути.

– Дай мне его, – сказал бледный и облизнул губы. – Дай мне мальчишку, Роб.

Роб покачал головой. Направил револьвер на Джека и выстрелил. Два раза подряд.

Клубы дыма заполнили конюшню, поплыли как облака в небе, как утренний туман. Резко запахло кровью и железом. Несколько секунд тело Джека еще дергалось, а потом затихло.

Бледный подался вперед, зарычал.

Роб посмотрел на него – неподвижным взглядом.

– И только попробуй тронь труп, Хэммет. Ты меня понял?

Бледный оскалился. Отступил назад, развел руками. Мол, как скажешь.

В дверь заглянул Бак, оглядел побоище. Увидел мертвого Джека, нахмурился.

– Снимите с него скальп. Это должны быть апачи.

– Да, майор.

– И шевелитесь.

– Да, майор.

Я прислонилась к столбу. И начала сползать – ноги вдруг стали мягкие, как творог. Никогда не думала, что с нами можно так. Мясо для скальпов. Словно мы какие-то индейцы.

– Там внизу еще одна ферма. – Бак повернулся к негру в очках. – Возьми Джексона и Медведя.

Очкарик-негр кивнул. Под меховой шубой у него был пижонский полосатый костюм, в руках винтовка. Очкарик помедлил.

– Что еще? – спросил Бак недовольно.

– Медведь убит.

Ферма отца Джека, подумала я. Там должны услышать выстрелы. Если не герой, то хотя бы сообщить в город он должен.

– Тогда Горбуна, – сказал Бак.

– Уже отходит. Чертова баба выстрелила ему в живот с двух стволов.

Он говорил о моей маме. Нет, она не сдалась так просто. Она до последнего защищала Энни. Где же Энни?

Бак грязно выругался.

– Тогда ты, Роб! Быстрее. Я здесь разберусь. – Бак увидел меня, остановился. Его лицо изменилось, и я поняла, что это не к добру.

– Девочка, – сказал Бак. – Девочка.

Роб вдруг встал между нами, словно заслонял меня от взгляда Бака.

– Что с ней делать? К остальным?

Бак повернулся к красавчику Робу:

– Ты что-то хочешь сказать?

Тот помедлил. Ну же, Роб, ты не такой, как они. Молчание. Я слышу, как умирают секунды моей жизни.

– Нет, майор.

– Точно?

– Все в порядке.

Я в доме. Внутри все перевернуто. Везде следы крови, словно кого-то тащили в выходу. Мама… где мама? Энни?!

Я пытаюсь бежать, меня бьют в лицо. Я лежу в черноте, расцвеченной цветными – желтыми-красными-зелеными пятнами. Некоторые похожи на ленты.

Хлопнула дверь. Я открываю глаза и сажусь. Все тело болит. Голоса вокруг. Кто-то смеется. Приехали Очкарик с Робом.

– Что там у вас? – говорит Бак. Бандиты сидят за нашим столом и едят наш хлеб.

Очкарик бросает на стол мешок.

– Готово!

Бак поморщился:

– Уберите эту мерзость со стола.

Я видела, как с черной роскошной шубы Очкарика капает кровь. И тут поняла, что шуба эта – женская. Очкарик убил какую-то богатую женщину и снял шубу.

Они все были убийцы и разбойники. Они, как звери, жили в крови. И даже ели и пили там, где убивали. Так даже звери не делают. Волки не пьют воду там, где убивают.

Очкарик сбросил мешок со стола, тот отлетел, ударился об пол с мягким «шлеп» и раскрылся. К моим ногам выкатилась грязная голова.

Это была голова отца Джека. Половина ее обгорела, словно при жизни его совали лицом в огонь. Один глаз, как у коровы, смотрел на меня с усмешкой.

– А женщина его где?

– Утонула.

Очкарик, посмеиваясь, рассказал. Когда они убивали мужа, скво бросилась с ребенком в ледяной ручей и пошла к тому берегу. Думала сбежать. А вода ледяная.

– Мы даже стрелять не стали, – сказал Очкарик.

Индианка вдруг зашаталась и начала падать. Сердце остановилось, сказал Очкарик. Как пить дать.

– Но самое смешное, – он так и сказал «самое смешное». – Что она до самого конца держала младенца над головой. Так и утонула.

– А ребенок?

– Тоже.

– Скальп снял?

Очкарик пожал плечами. Фыркнул.

– Что я, дурак, лезть в воду?

Все вдруг замолчали. Даже на этих людей произвело впечатление это равнодушие и эта жестокость.