Шимун Врочек - Золотая пуля [litres]

– Да ну тебя! – сказала.

– Просто кости, – сказала я. Отец посмотрел на меня и кивнул.

– Иди матери помоги, – велел он.

Я кивнула. У меня болели руки, я оттирала одежду на ледяном ветру. У ручья. Оттуда как раз мост видно.

– Бетти, – окликнул он меня, когда я уже взялась за ручку двери.

– Что?

– Стоило оно того?

Он словно знал про мои стертые до крови руки. Хотя я прятала их под передником.

Я подумала: какие-то, черт побери, кости. Я могу ругаться не хуже погонщиков скота. Ий-е-хху! Но потом вспомнила улыбку Джека, когда я спросила: «Долго еще?» И сказала:

– Стоило.

Отец кивнул. Я открыла дверь и вышла во двор. Холодина собачья. Я обхватила себя руками. Такой холод, словно в лицо мне выплеснули всю зиму. Из ведра.

На дворе темно, и где-то вдалеке собака лает. Это у Джека. Его семья – наши арендаторы. Я вышла на двор. Мы бедные, но если у тебя есть арендатор, ты не совсем бедный, есть и беднее тебя. В общем, да. Хотя отец Джека все пытается разбогатеть, но у него плохо получается.

Коровы сонно и смачно вздыхали в коровнике. Кто-то отправляет их пастись и ночью, многие так делают.

На свободном выпасе. Земля-то здесь ничья и еще долго будет ничьей. То есть индейцы, конечно, мешают. Нет ничего хуже апачей, говорила мама. Даже чума и оспа. Они смерть.

Я постояла, дрожа, но уйти не уходила. Я смотрела вдаль, туда, где лаяла собака. Там горел один огонек. Потом медленно погас.

Как там Джек? Папаша Джека его поколачивает. Кулаки у него чешутся, не знаю. Один раз Джек так получил, что даже стоять не мог, я его сама оттащила в сарай и уложила на солому. Он стонал и вырывался, пока я не принесла горячего молока и не напоила его. А потом добавила виски, что стащила у отца. Джек уснул.

В другой раз он замывал кровь у ручья, я увидела его худущую голую спину. Позвонки торчали, что твой… о, как у этого, в стене! Скорпиона. Хотя я почему-то думаю, что это была птица.

В другой раз он пришел с крючком в губе. Вот как это может быть?

Сказал, что на рыбалке оступился. Я стащила у отца кусачки и срезала крючок. Только никакая это не случайность. Я по глазам видела, что Джеку это не просто так прилетело. А снять сам он не мог, у него все руки были изрезаны. Распухли, красные, неловкие. Джек держал их в ледяной воде, а потом они не гнулись. Рубаха вся в кровище. Я заставила его снять рубаху, пошла к ручью. Застирала рубаху, сижу, тру камнем. Кровь только холодной водой отмыть можно. Руки уже онемели. Потом смотрю, по воде уплывает розовое пятно. То есть одно мгновение было – и все, растворилось. Но я все равно увидела. И что-то меня словно ударило.

И я как зареву. Как дура. Сижу над ручьем, нос красный, сопли в три ручья, а сама тру и тру. И реву.

Не знаю, что это было. Боже, если ты смотришь. Сделай что-нибудь. Сделай, ты же можешь. На милость твою уповаю.

А мать Джека я несколько раз видела издалека. Вроде она индианка, смотрит молча, равнодушно, потом уходит в дом. Джек не похож на индейца, скорее на отца – такой же белобрысый. Только глаза темные, как у матери. Я как-то спросила про мать, он только зубы сжал и головой мотнул.

Однажды мать Джека зашла к нам по какой-то надобности. Кукурузной муки попросить или масла, не знаю. Я в это время во дворе сидела, задумалась, тут мать меня и увидала.

И как закричит:

– Не сиди как скво! – Я ноги-то и подобрала и села прямо, как леди. А мать Джека вздрогнула и пошла быстрее. Тут-то я и поняла, что она понимает по-английски. Ей-ей, понимает.

Я вот снова представила, как вырасту и поеду в Новый Орлеан. И как буду сидеть в экипаже, а джентльмены будут снимать шляпы и кланяться.

И мне как-то легче, что ли. Там даже вежливой не нужно быть.

Не было дня, чтобы я не думала о самоубийстве.

Интересно. Это началось с похорон отца.

Я словно немного со стороны наблюдаю сейчас за собой. Не вмешиваясь.

Сегодня почему-то эта тяга очень сильна. Сильна как никогда. Тяга сильна никогда.

Хочется наконец закончить эту тягомотину. Эту жизнь.

Это приключение без желания и конца.

Только Бог говорит: нельзя.

Он вообще любит запрещать все веселое.

Ничего. Ничего.

Бетти прошла по краю перил и прыгнула вперед. Перед ней раскинулась, словно в один необычный растянутый миг, вся гладь реки.

Веревка натянулась.

Может, в какой-то момент они расслабились. Мормон и Джек. И уже не так внимательно смотрели на восток.

Может, счастье заполнило их без остатка, так, что даже места ни для чего другого не осталось.